Сны женщины - Евгений Хохлов

– Переношу. Не переношу скопления ублюдков.

– Это вы о вашей антрепризе?

– Разумеется.

– Не ладите с коллегами?

– Не то чтобы… Так. Все цапаются. В общем, я уже остыла. В общем, все это в порядке вещей. По контракту играешь в паре с одним, и вроде бы все в ажуре, а потом оказывается, что он закозлил и отбыл в неизвестном направлении, и берут – что делать? – другого, а другому – здрас-сте – не подходишь ты! И начинают делать гадости, чтобы ты ушла как бы добровольно, потому что тот, второй, тащит на твою роль свою любовницу, а ты не уходишь всем назло, потому что, в конце концов, у тебя контракт, который должен быть оплачен, и кое-какие планы в связи с этими деньгами, понятно… Потом эта самая любовница, претендентка на твою роль, подстилается под режиссера на всякий случай, и этот ее шер ами, который, сволочь, тебя выживал, козни строил, представьте себе, застает сладкую парочку в своем купе в позиции абсолютно недвусмысленной и, говорят, экзотической. Он выбрасывает дуру на первой же станции, а на второй выбрасывают его, потому что он засветил режиссеру. И ты остаешься, слава богу, но – без партнера. Потом кого-то вызывают с очередной станции – телеграммой! – потому что у вас здесь никакого роуминга вообще, но вот вопрос – кого вызывают? Страшная тайна! От меня! Все молчат, как будто расписку кровью давали. Вопрос – почему? Потому что ублюдки.

– То есть вы теперь понятия не имеете, кто будет играть Олоферна? Я правильно понял?

– А откуда вы знаете, что я?.. – немного пугается она.

– Что вы – Юдифь? Помилуйте, Татьяна Федоровна! Кому же еще быть Юдифью как не вам? Тасе Вазер?

Здесь я лукавлю – по всему городу афиши расклеены, всем известно, что Юдифь – Татьяна Дунаева.

– Тасе?! Ей сто лет уже. Ну, где-то пятьдесят с хвостиком. Она играет Лию, служанку Юдифи, такую, знаете, языкатую бабку.

– Тася такая и есть.

– Вот откуда вы все знаете?

– Что же не знать? У нас здесь артистов испокон веку любят и знают. Такой уж город. Рано или поздно все приезжают к нам сюда, известные или неизвестные – все. Мы бываем на репетициях, случается, и сами играем, уж извините непрофессионала. Я, похвастаюсь, еще вашу матушку помню. Как же – Елена Свободная в роли Ванды фон Дунаевой…

– Я – Дунаева.

– Да, так все совпало.

– Говорите, маму помните? – вдруг встрепенулась она. – Вы тогда еще, наверное, ребенком были. И помните?

– Ммм…

Как неловко, что она сопоставила! Я становлюсь невнимателен в словах. А все вдохновение… А, ладно. Ребенком – так ребенком. Помню, и всё тут.

– Ваш папа увез ее прямо со сцены. Был такой скандал! Кое-кто до сих пор его обсуждает не без удовольствия, предупреждаю вас. Да и сам спектакль был скандальный. В те времена ставить «Венеру в мехах»! В подпольном переводе! Только у нас, на краю света, как вы выразились, на полулюбительских подмостках такое было возможно. И то скандалом кончилось. Не обессудьте, это просто воспоминания. Матушка ваша была редкой красоты женщина. И мечтательница первостатейная. Ну и… позволяла себе. Простите, я… Я забылся. Простите. Мне не следовало… Она подсолнухи очень любила, а ваш папа прямо к сцене явился с букетом. Этакий блестящий генерал. С букетом.

– Это, конечно, причина для скандала.

Что-то холодна сделалась наша героиня, как только я завел разговор о ее матушке. От разговорчивости ее и следа не осталось. Замкнулась. Почему? Ах, как мне интересно, почему! Ну да это выяснится вскоре! Не зря же Татьяну занесло к нам в городок. Неким ветром. Я понятия не имел, где ее искать, и Ванда тоже, хотя и оставила ей богатое наследство. И вот – приветствуйте Татьяну Дунаеву в роли Юдифи в антрепризном спектакле «Юдифь и Олоферн»! Афиши по всему городу, как и говорилось! И уж половина покрадена любителями. У нас здесь обычай такой старинный – красть и коллекционировать афиши.

Она крутит колечко на пальце – то самое, которое, я помню, Елена собиралась загнать зубным техникам, да генерал выручил. Потом смотрит на часики и объявляет непререкаемо, таким знакомым фамильным тоном:

– Вот что! Мы тут еле тащимся, а я уже должна быть на площадке. Мы ведь кочевые – с корабля на бал, с поезда прямо на сцену. Вот и давайте сразу на площадку, а дом – потом. Потом покажете.

– Как распорядитесь, Татьяна Федоровна.

Интонацию она уловила – актриса все-таки, особый слух, хотя я и пытался быть очаровательно кротким.

– Извините, я, кажется, была излишне резкой. Так вы отвезете меня на площадку? Да?

– Безусловно. Более того, я дождусь окончания репетиции в одном потайном переулочке поблизости и отвезу вас в ваш дом.

– Может случиться, что вы долго прождете. У нас всякое бывает. Не лучше ли мне в гостиницу?

Еще не хватало! Гостиница не входит в мои планы. Гостиница – это совершенно не интересно, а мне надобно выполнить Вандин наказ и отвезти ее внучку в дом. Гостиница – что за несуразность! К тому же насчет продолжительной репетиции наша героиня ох как заблуждается.

Впрочем, кто знает? Кто знает этих женщин? Ничего о них не скажешь с полной уверенностью. Казалось бы, интрига разворачивается, все идет как задумано, все ловушки расставлены, и развязка долгожданная так близка и желанна, ан нет! Пудреница летит вам в орденоносную грудь! Сервиз об пол! Революция на дому! Вожжа под хвост! А кто ж на нее рассчитывал, на вожжу-то? Гостиница!

– Нет-нет! Я дождусь! Я посмотрю репетицию. Я знаю эту площадку. Она открытая, там все равно будет полно публики. Все интересуются.

– Как? И не разгоняют?

– Не в традиции города, Татьяна Федоровна. Вы уж потерпите наши традиции.

* * *

Ничто не изменилось на маленькой площади с того памятного вечера, когда Леночка Свободная, взмахнув точно флагом свободы шубкой, столь эффектно покинула балюстраду-сцену. Возможно, лишь чуть больше стерлись каменные ступени, у которых стоял с подсолнухами генерал Дунаев. А так – ничто не изменилось. Все те же трещины на оштукатуренных колоннах, все так же вычурна и безвкусна лепнина капителей, отчасти подрастерявших завитки. Все так же через одну – через две повыбиты толстенькие, не в стиле, балясины парапета. И даже нотный лист, потерянный кем-то из городских оркестрантов, кажется, так и лежал у дальней колонны, и весь в пыли времен.

И любопытствующая публика, обступившая сцену, все та же.

Где-то моя Зоя Ивановна, старая сплетница? Где-то ее приятель? Шепчутся в толпе. Воображаю себе: «А где же Танечка Дунаева?» – «Говорят, в последний момент сбежала с любовником в Париж. На белом „Мерседесе“. Прямо как Леночка Свободная. Помните?» – «И не в Париж, а на аэроплане. То есть нет! Не на аэроплане, а в Прибалтику! На Рижское взморье! Что вы всегда путаете!»

И снова близок синий ароматный весенний вечер. И вечер все тот же… Или другой?