Голубая кровь - Татьяна Васильевна Гордиенко

— Всему своё время, не надо торопить судьбу. Самое большое твоё несчастье — непомерное любопытство, которое до того сильно, что зачастую убивает в тебе самое элементарное чувство самосохранения. Один раз оно уже привело к трагедии. Будь осторожна, Стелла, в твоей душе и так будет ещё много ран, а потому постарайся не сломаться на своём пути к истине. Теперь ты будешь жить и, если ты посмотришь на своё внутреннее «я» через несколько дней, ты больше не увидишь крови. А чтобы видеть души других людей, тебе не понадобится зеркало. Будет достаточно, если ты просто посмотришь на них.

— Вы просили помощи. Что я могу сделать для вас?

— Найди мою семью. Ты свободна в своих поступках и потому можешь в любое время уйти отсюда. В отличие от меня, ты не узница и за тобой не следят. Медальон, который я надела на тебя, поможет тебе связаться с моей семьёй. Вернее, он будет опознавательным знаком.

Нера вдруг вздрогнула и прислушалась, а затем обратилась к Стелле:

— Мои тюремщицы возвращаются, но они не должны видеть нас вместе. Спрячься, Стелла. А ещё лучше выйди в коридор и скройся на несколько минут там. У тебя хватит времени. Быстрее!

Сказав это, Нера бросилась к своей кровати и притворилась спящей.

Стелла подбежала к двери, но, бросив взгляд в зеркало, заметила, что на ней до сих пор медальон Неры, который никто не должен видеть. Он был массивный и весьма заметный, а у Стеллы на одежде не имелось карманов. Поэтому она вернулась к кровати. Сняв медальон, Стелла сунула его под подушку и помчалась назад к двери. Но, коснувшись пальцами дверной ручки, она отчётливо услышала голоса приближавшихся женщин. Выйти сейчас в коридор, значит с головой выдать себя. Стеллу охватила паника, и она бросилась туда, куда несли её ноги — на балкон. Оказавшись там, она, как перепуганный зверёк, забилась за большой вазон, в котором росло пышное растение, привезённое с далёкой планеты.

Однако, на этом страхи Стеллы не кончились: через минуту обе женщины вышли на балкон.

Сердце Стеллы ушло в пятки.

Женщины сели в кресла возле столика. У худой лицо выражало ярость, у толстой — вину.

— Как ты могла оставить её одну? — со злостью прошипела худая, указывая на палату. — Она могла пойти на контакт и выдать нас. А если её семья доберётся до нас, то нам не поздоровится!

— Но мы же её только стережём, мы её даже не похищали и не знаем кто она на самом деле.

— Это ничего не меняет, нас могут обвинить в соучастии. Нам хорошо платят за то, чтобы мы следили за Нерой и не задавали вопросов. Нам приказано глаз с неё не спускать, а ты, пока я отчитывалась шефу, оставила Неру на полчаса! За эти полчаса она могла не только с кем-нибудь связаться, но и убежать сама. Где ты всё это время была?

— Я только вышла подышать свежим воздухом, ведь находиться целый день в душной палате тяжело.

— Могла бы включить кондиционер.

— Я так и сделала, но он вдруг сломался.

— Тогда бы вышла сюда, на балкон, если уж тебе было так невмоготу.

— Тут почти не бывает тени в это время. Да не беспокойся, никуда Нера не делась. В палате телефона нет, а за коридором следит наша медсестра, она бы заметила Неру и остановила её.

— А если бы не заметила?

— Но ведь мы довели Неру почти до полного истощения, — виновато, словно оправдываясь, пробормотала толстуха, — и она еле ноги такает. Ей не хватит сил даже покинуть здание. Голод и слабость стерегут её лучше любых стражей.

— Ладно, — смягчилась её подруга, — на этот раз пока всё обошлось. Она спит и, видимо, даже не заметила нашего отсутствия. Но в другой раз будь осторожней.

Худая поднялась и прошла в комнату. Закрыв плотные шторы на окнах и стеклянной двери, она вернулась на своё место, оставив дверь на балкон открытой, чтобы слышать любой шум в палате.

Стелла, боясь пошевелиться, внимательно следила за женщинами из своего убежища. Растение, за которым укрылась девушка, и наступавшие сумерки делали её невидимой.

Снова сев в кресло, женщина спросила:

— Как ты думаешь, девчонка была в палате в наше отсутствие?

— Думаю, что нет, — ответила толстуха, надкусив большую грушу. — Ты узнала кто она такая?

— Да. Её зовут Стелла Риа.

Услышав своё имя, Стелла поняла, что они не так глупы, как казалось, и куда более опасны.

— Она дочь вдовы какого-то археолога, — продолжала худая. — Сейчас она смертельно больна и не сегодня-завтра умрёт. Вряд ли она подослана семьёй Неры. Если бы это было так, она не бродила бы целый день невесть где, а искала бы случай устроить побег Неры. Нет, эта девчонка не опасна.

Сумерки сгущались всё быстрей, и вскоре должна была наступить экваториальная ночь. Стелла, сидя в роскошных цветах, лепестки которых опадали ей на голову, размышляла.

Эти женщины не знают, что она здесь, и это хорошо, так как, по их расчетам, Стелла должна находиться в саду. Но скоро они вернутся в палату и, если потом они увидят её, выходящую с балкона, то сразу всё поймут. Стелла оказалась в ловушке и её снова охватила паника. После того, как Нера произнесла над ней что-то похожее на молитву, Стелла почувствовала прилив жизненных сил и сейчас ей меньше всего, меньше, чем когда-либо, хотелось умереть. А между тем, если на неё падёт хоть тень подозрения, эти две ведьмы, не задумываясь, покончат с ней. Она убедилась, что с Нерой действительно связана какая-то непонятная тайна, если её так стерегут.

Но теперь у Стеллы Риа была надежда на жизнь, и за неё стоило бороться.

Первым порывом Стеллы было спрыгнуть с балкона вниз, как только эти двое покинут его, и затем зайти через дверь, сделав вид, что она только вернулась из сада. Но здравый смысл ей подсказал, что это не выход. Ведь спрыгнуть с третьего этажа — это безумие.

Пальцы Стеллы, лихорадочно дрожа, заплетали растрепавшиеся волосы. Её мозг тоже лихорадочно работал, стараясь приобрести былую сообразительность и находчивость: этого требовала борьба за свою безопасность и жизнь. А жить ей очень хотелось. Время шло, и дорога каждая минута, нужно было на что-то решаться. Стелла выработала план спасения — безумный и рискованный, возможно даже глупый, но всё же выход из положения.

Выглянув из-за цветов, Стелла посмотрела на обеих женщин, сидевших к ней спиной, жующих фрукты и о чём-то болтавших, глядя на последние лучи почти