Молчание бога - Александр Золотько

И еще Ловчий знал, что в полнолуние оборотень не сможет противиться запаху девственницы. Как единорог. Тот, бедняга, услышав редкий аромат, выходит и кладет голову на колени девице, а оборотень... Приблизительно то же самое. Только заканчивается кровью. И пока оборотень не насытится – он ничего не слышит вокруг себя. К нему нужно просто подойти и набросить веревку с вплетенными серебряными нитями.

Нужно также уговорить Паучиху.

В селах найти девицу трудно. А найти такую, чтобы она пошла к ночи в лес... Третья дочь Паучихи, пожалуй, согласилась бы. Что-то у нее было с головой не в порядке, настолько не в порядке, что на нее, на Паучихину дочку, даже никто из местных парней не позарился.

– Значит, баба, то есть, это, – сказал староста. – Нужно за мир пострадать, за всю деревню. Он же, проклятый, уже десяток коров задрал, ну и людишек тоже жалко, даже этих, пришлых. А твоя дура...

– Не дура она, – запричитала Паучиха, не меняясь в лице. – Задумчивая она у меня, красавица. Задумчивая.

Ловчий вспомнил пустые глаза девчонки и ниточку слюны в уголке рта и посмотрел на графского оруженосца. Тот только пожал плечами. Свет из единственного окна узким лезвием прорезал сумрак комнаты, освещая положенную вместо стола на козлы старую дверь, остатки еды и сено, которым был устлан пол.

– А мы тебе за это... всем миром, общиной, значить, – староста почесал в затылке.

Много обещать не хотелось, сколько там могла стоить смерть этой дурочки, но что-то отдать придется.

– Кто ж мне поможет, кто за младшенькими присмотрит, в старости мне воды подаст! – с неподвижным лицом заголосила Паучиха и прижала край платка к сухим глазам. – Коровку бы мне... Две. Мои младшие так молочко любят...

Ловчий закрыл глаза. Захотелось сплюнуть, но Ловчий решил сдержаться. Он так и не смог свыкнуться с нынешней простой манерой вести себя хоть в хижине, хоть в замке.

– Да ты что, баба! – всплеснул руками староста. – Две коровы! Да за две коровы, то есть, и тебя и пащенков твоих можно в супе сварить.

– А ты нас не вари, не надо! Я свою девочку за просто так не отдам. Я свою кровинушку...

– Ты свою кровинушку, – вмешался в разговор монах, – отправишь сегодня к вечеру в лес. За хворостом. Или...

– Да к бабке, то есть, пусть и отправит. Та на выселках, это, живет. К ней если идти – как раз через лес, – сказал староста. – Так Паучиха сама и гоняет дурочку свою, то есть дочку, к бабке, то репы отнести, то хлеба...

– Маслица в горшочке, – зачастила Паучиха, – пирожков. Я свою маму...

– Вот и отправишь, чтобы дочка ничего не заподозрила, – сказал монах. – А тебе за это...

– Две коровы, сукна на одежу для деток моих, и...

– Всего ты получишь десять золотых, – сказал монах и взглянул на оруженосца.

Тот согласно кивнул. Граф деньги на богоугодное дело предоставил. А десять золотых – громадные деньги. Это поняла и Паучиха, поэтому прервала причитания и деловым голосом потребовала, чтобы масло и пироги были также предоставлены общиной.

– Нету у меня маслица сейчас, и мучица закончилась, – грустным голосом пропела Паучиха и протянула руку. – А денежки, значит, вперед. Они мне душу согреют и силы поддержут, когда я миленькую свою буду на верную смерть в холодный лес к голодному волку посылать.

Ловец встал и вышел, не прикрыв за собой дверь. Сзади звякнул брошенный на пол мешочек с деньгами.

Мясо в капкан положено. Теперь нужно подготовить охотников.

Все шло гладко. И все могло гладко закончиться. Девчонка пошла после заката с корзинкой к бабушке, не почувствовав ничего опасного в виноватой суетливости матери. Охотники шли за ней следом, весь десяток, полукольцом, держась так, чтобы слышать девчонку, но не попасть ей на глаза. И оборотень вначале почуял дурочку и больше уже ни о чем думать не мог...

Ловчий не слышал девичьего вскрика, сразу послышалось рычание и чавканье. Оборотень безумствовал на поляне, залитой кровью. Можно было просто... Если бы оруженосец не поперся за своим подвигом. Нужно было чуть подождать, дать оборотню въесться в пьянящую плоть, и только когда отяжелеет он от съеденного... Или хотя бы, решив набросить петлю, сделать это быстро, а не замереть потрясенно при виде пирующего зверя, как замер оруженосец, будущий рыцарь, защитник церкви, мать его так.

Уже поняв, что все пошло наперекосяк, Ловец метнулся через залитую лунным светом поляну, вскидывая для удара кинжал, уже рванулись, не таясь, треща кустами, остальные охотники, поднимая арбалеты, осознав, что живым оборотня не взять...

А оруженосец стоял столбом, с петлей в опущенной руке, потом его вдруг согнуло...

Маменькин сынок, успел подумать Ловчий, когда оруженосца вырвало. Острый, чужой запах.

Оборотень прыгнул без раздумий. Удар клыков пришелся в предплечье оруженосца. Зверь мотнул головой, и жертва его отлетела в сторону, как кукла.

Щелкнула тетива арбалета.

Оборотень взвыл, падая на бок, пытаясь зубами достать серебро, впившееся в бок. Еще три стрелы впились в брюхо. Это была смерть. Шансов уйти не было. Оборотень перестал биться на заледеневших пожухлых листьях и прыгнул на своих врагов. На одного из них. Больше до смерти он ничего не смог бы сделать, а вот забрать с собой еще одного...

Жертва была выбрана неправильно. Ловчий.

Он уже в полете вцепился левой рукой в глотку громадному зверю и, даже не покачнувшись, всадил кинжал в брюхо оборотню. Снизу вверх. И оборотень, громадная мускулистая туша, способная в броске проломить саманную стену деревенских домов, обвис на руке опустевшим враз мешком.

– Да, – уважительно сказал кто-то из охотников, кажется, Левша. – Если бы я сам не увидел – ни в жизнь бы не поверил.

Ловчий бросил мертвое тело на землю. Отвернулся. То, как оборотень превращается после смерти в человека, вызывало у Ловчего отвращение.

Оруженосец застонал. Странно, подумал Ловчий. Подошел к лежащему на листьях парню. Кожаная куртка была разорвана, рука висела на лоскутах кожи. Кровь текла, не переставая.

Откуда-то из темноты вынырнул монах.

– Причасти его, – сказал Ловчий.

Оруженосец был еще жив, что-то пытался сказать.

Монах опустился возле него на колени. Ловец глубоко вздохнул и поднял голову к небу, посмотрел на луну. Глупо. Столько лет потрачено на такую вот ерунду, вместо того чтобы искать первопричину. Чтобы найти разгадку того самого важного вопроса.

Бросить все, наплевать на Договор, на обещания, на потраченное время – и уйти. К единственному другу, который остался у Ловчего с очень давних времен. Говорят, его сейчас называют Хозяином. Серый всадник звучало лучше. Серый. Не белый и не черный.

Что-то невнятно сказал монах. Не оборачиваясь, взмахнул рукой, попал Ловчему по колену.