Куриный бульон для души. 101 история для мам. О радости, вдохновении и счастье материнства - Марк Виктор Хансен

– Холодно. Проверь, укрыт ли ребенок.

Я притворилась спящей, чтобы посмотреть, что сделает новоиспеченный дед. Войдя в комнату, он даже не подошел к кроватке моего малыша. Зато проверил, укрыта ли я как следует одеялом. И тогда я поняла, что всегда буду папиной дочкой.

Мне было тринадцать лет. Год назад моя семья переехала в Южную Калифорнию из Северной Флориды. А у меня начался тяжелый подростковый период. Я бесился, бунтовал и почти не слушал, что говорят родители, особенно если это касалось меня. Как и многие другие подростки, я отвергал все, что не соответствовало моей картине мира. Я был «гением, не нуждающимся в назидании» и избегал любого открытого проявления любви. Я даже приходил в ярость, если слышал слово «любовь».

Однажды вечером особенно трудного дня я ворвался в свою комнату, захлопнул дверь и бросился на постель. Лежа в тишине, я сунул руки под подушку. Там лежал какой-то конверт. Я вытащил его наружу и увидел слова: «Читать в одиночестве».

Я действительно был один; никто не узнал бы, прочитаю я это письмо или нет. И я открыл его. Там говорилось: «Майк, я знаю, что жить сейчас трудно. Я знаю, что ты сердишься и мы, наверное, делаем что-то не так. А еще я знаю, что безумно люблю тебя, и ты не изменишь этого никакими словами или поступками. Если захочешь поговорить, приходи ко мне. А если не придешь – ничего страшного. Просто знай, где бы ты ни был и что бы ни делал, я всегда буду любить тебя и гордиться тем, что ты – мой сын. Я с тобой, и я люблю тебя – так будет всегда. Твоя мама».

Это было первое из нескольких писем, которые нужно было «читать в одиночестве». Мы никогда не обсуждали их, пока я не вырос.

Сегодня я путешествую по миру, помогая людям. Однажды я вел семинар в Сарасоте, штат Флорида, и после занятия ко мне подошла одна женщина. Она печалилась, что ей никак не удается наладить отношения с сыном. Мы пошли на пляж, и я рассказал ей о неугасимой любви моей матери, а еще о ее секретных письмах. Несколько недель спустя она прислала мне открытку с рассказом о том, что написала сыну письмо и оставила под его подушкой.

В тот вечер перед сном я сам засунул руки под подушку и вспомнил, какое облегчение чувствовал, обнаруживая каждое из маминых писем. В эпицентре моего ураганного отрочества те письма успокаивали и напоминали о том, что меня можно любить, несмотря ни на что. Перед сном я поблагодарил Бога за то, что моя мама знала, в чем нуждается ее агрессивный подросток. Теперь, когда в моей жизни начинается темная полоса, я уверен: у меня под рукой всегда будет напоминание о том, что любовь – бесконечная, терпеливая, безусловная любовь – меняет жизнь.

Выпустившись из Вест-Пойнта и получив звание офицера армии США, я несколько недель провел на ферме нашей семьи в Мистике, Коннектикут. Однажды за ужином я рассказал родителям о своем желании следующей зимой пойти в школу рейнджеров.

Армия отправляет на этот изнурительный курс только своих лучших солдат. Курсанты там получают питание всего раз в день, спят ночью по два-три часа и ходят в патрули на тридцать километров с рюкзаками, полными личной и отрядной экипировки. Они учатся выживать за линией врага и проводить рейды, устраивать засады и организовывать разведывательные миссии. В среднем только один из трех курсантов способен окончить этот курс.

Меня удивила реакция мамы на мой рассказ. Вместо того чтобы поддержать меня, она заупрямилась. Она стала выяснять, какова вероятность того, что я получу травму. Она попросила меня объяснить, зачем мне это нужно. Мама знала, что в прошлом некоторые курсанты погибали во время обучения.

Я сказал, что мне так захотелось. Для моей офицерской карьеры необязательно проходить подготовку в школе рейнджеров. Но я хотел испытать свои силы. Мама тихо слушала меня. Она больше не задавала вопросов. Я понял, что она чувствует. Или только подумал, что понял.

Вскоре после этого разговора я покинул родительский дом и отправился на базовый курс офицеров инженерных войск (БКОИВ) в Форт-Леонард-Вуд, штат Миссури. После этого курса я должен был отправиться в строительный батальон в Германии. На второй неделе курса я посетил ориентировку школы рейнджеров. Там дежурный офицер поделился с нами неутешительными новостями. Поступление в школу оказалось непосильной задачей: из шестидесяти лейтенантов, собравшихся в комнате, только шесть получат место в школе. Следующие три месяца мы будем соревноваться по пяти направлениям: физической подготовке, наземной навигации, вязанию узлов, плаванию и академической подготовке. Шестеро солдат, показавших лучшие результаты, отправятся в школу рейнджеров.

В тот вечер я позвонил родителям.

– У меня почти нет шансов попасть в школу рейнджеров, – сказал я и объяснил, сколько человек претендуют на место.

Я был уверен, что маме станет легче от моих слов. Но я ошибался. Мама решила, что мне грозит нечто более опасное, чем школа рейнджеров. Я мог лишиться своей мечты. И мама инстинктивно попыталась вернуть мне ее.

– Ты справишься, – сказала она. – Ты так сильно хотел пойти в школу рейнджеров, и я знаю, ты туда попадешь. У тебя все получится. И ты сможешь ее успешно окончить.

Мамины слова развеяли мои сомнения и наполнили меня силой и решимостью.

Следующие три месяца шестьдесят «будущих рейнджеров» ревностно соревновались. Каждую неделю я рассказывал родителям о своих результатах. Мама упорно поддерживала меня. Ее не пугало, что мои шансы невелики. Она продолжала говорить, что у меня все получится.

В конце октября автобус приехал забирать нас из учебной части. Я немного задержался и сел в него последним. Когда я поднимался по ступенькам, кто-то из конца автобуса прокричал:

– Эй, Уиттл, слышал новости?

Я остановился. На меня глазела толпа вторых лейтенантов. Каким-то образом я понял, что новости плохие. И что речь идет о школе рейнджеров.

– Что такое? – спросил я.

– Командир сказал, что в школу рейнджеров не пойдут те, кто едет в строительный батальон.

Я был раздавлен. Столько трудов, и все насмарку.