Умышленное убийство - Эрнест Уильям Хорнунг

Вот так Раффлз и я объединили наши силы для того, чтобы совершать преступления. И произошло это событие в то самое время, которое значило для нас очень многое еще со школьной скамьи – в мартовские иды.

В те дни весь Лондон только и говорил о человеке, от которого теперь осталось только имя и ничего больше. Рувим Розенталь сделал свои миллионы в алмазных копях Южной Африки и теперь вернулся в Англию, чтобы наслаждаться ими по своему усмотрению и разумению. Читатели дешевых вечерних газет не скоро забудут, как он это делал, поскольку бульварные листки с наслаждением мусолили бесчисленные истории о его былой нищете и нужде и о теперешнем расточительстве и мотовстве. Эти статейки перемежались весьма интересными описаниями огромного имения с домом, которое миллионер приобрел в районе Сент-Джеймс-Вуд и перестроил на свой лад. Он окружил себя огромной свитой из темнокожих аборигенов Трансвааля, которые содержались при нем фактически на положении рабов. В свет он выезжал в рубашке, украшенной огромным бриллиантом, не меньший по размеру камень красовался у него на пальце. Где бы ни появлялся новоиспеченный миллионер, его всюду сопровождал бывший боксер самого зловещего вида и, как многие полагали, с соответствующей репутацией. Так гласила молва, но, несколько забегая вперед, скажу, что впоследствии не без участия автора этих строк сей факт был подтвержден доподлинно, когда после вмешательства полиции последовали неизбежные судебные разбирательства, которые смаковала вся желтая пресса, пестревшая огромными заголовками.

Вот, пожалуй, и все, что публика знала о Рувиме Розентале до того памятного дня, когда клуб «Старая Богемия», несмотря на переживаемые им нелегкие времена, все же устроил большой званый ужин в честь состоятельного ревнителя традиций этого заведения. Сам я не присутствовал на том банкете, но один из членов клуба пригласил Раффлза, который мне все и рассказал тем же вечером.

– Самый необычный спектакль из всех, какие только мне приходилось наблюдать, – безапелляционно заключил он. – Что же до виновника торжества… Я, конечно, приготовился увидеть нечто экстраординарное, но этот тип действительно меня поразил. Одной только внешностью он превзошел все мои ожидания. Начнем с того, что выглядит он совершенно устрашающе: росту в нем под два метра, широченная грудь, похожая на бочку. Огромный крючковатый нос и буйная огненно-рыжая шевелюра вкупе с пышными бакенбардами уже выделяют его в обществе. Пил он, словно тело его и в самом деле представляло собой ту самую бездонную бочку, но держался твердо и даже произнес речь, за которую я не колеблясь дал бы ему десять фунтов. Как жаль, что тебя там не было, дорогой мой Зайчонок.

Любопытство мое разыгралось не на шутку, поскольку Раффлз, как правило, представлял собой воплощение невозмутимости, а таким возбужденным я его еще никогда не видел. Его приход ко мне почти в полночь с целью рассказать о званом ужине сам по себе заставил меня усомниться в том, достаточно ли хорошо я знал Эй-Джея Раффлза.

– И что же он сказал? – машинально поинтересовался я, всеми силами стараясь угадать истинную причину этого визита.

– Сказал?! – вскинулся Раффлз. – Спроси лучше, чего он не успел сказать в своей пламенной речи! Он хвастался своим успехом, расписывал свои несметные сокровища и на чем свет стоит поносил высшее общество, принявшее его только из-за денег, а затем отвергнувшее его персону. И только из-за того, как он сам утверждал, что все эти толстосумы попросту яростно завидовали его богатству. Розенталь легко и непринужденно сыпал именами и титулами, плюс ко всему клялся, что он такой же добропорядочный человек, каковым надлежит быть истому англичанину, при всем уважении к членам клуба. В доказательство своих слов он указал на красовавшийся у него в галстуке огромный бриллиант мизинцем, отягченным перстнем с таким же камнем-великаном, и вопросил: кто из наших кичливых аристократов может продемонстрировать подобную пару? Сказать по правде, это действительно прекрасные камни с каким-то необычным лиловым оттенком, которые, наверное, стоят кучу денег. Старина Розенталь поклялся, что не отдаст их и за пятьдесят тысяч, после чего пожелал узнать, найдется ли другой человек, который носит двадцать пять тысяч на рубашке и столько же на мизинце. Такого не оказалось. Даже если бы он и сыскался, то у него бы духу не хватило носить каждый день целое состояние. Но Рувиму смелости было не занимать – и вот почему. Мы и ахнуть не успели, как он выхватил огромный револьвер и принялся им размахивать направо и налево!

– Надеюсь, не перед сидевшими за столом?

– Именно что перед сидевшими! И причем в самый разгар своего выступления! Но вся штука в том, что он при этом собирался проделать. Он намеревался выбить пулями свои инициалы на стене, чтобы показать, почему он не боится разгуливать с таким сокровищем и днем и ночью. Этот детина Первис, бывший боксер, его наемный телохранитель, с трудом сладил со своим хозяином, пока того уговаривали не демонстрировать своих способностей стрелка. Всех присутствующих охватила паника: один из гостей даже залез под стол и принялся громко молиться, а официантов в один миг как ветром сдуло – они все попрятались на кухне.

– Ну и зрелище!

– Весьма нелепое и даже смешное. Правда, лично я предпочел бы, чтобы он все-таки осуществил задуманное. Ему страсть как хотелось показать, как он сможет защитить свои лиловые алмазы, а мне, Зайчонок, страсть как хотелось это увидеть.

Тут Раффлз наклонился ко мне и лукаво-озорно подмигнул, после чего мне сразу стала ясна истинная причина его столь позднего визита.

– Так ты думаешь сам попытать счастья и завладеть бриллиантами?

Он неопределенно пожал плечами:

– Это, конечно, ужасно, но… Да, должен тебе признаться. Эти проклятущие бриллианты словно околдовали меня! Откровенно говоря, в последнее время я только о них и думаю. Нельзя все время слышать об этом человеке, о его телохранителе-боксере и о его сокровищах и при этом не счесть своим долгом завладеть его легендарными камушками. А уж когда кто-то воинственно размахивает револьвером и бросает вызов практически всему миру, решение напрашивается само собой. Оно просто довлеет надо мной. Если уж сама судьба распорядилась, чтобы я принял этот вызов, Зайчонок, то я его принимаю. Об одном сожалею – что не смог во всеуслышание заявить об этом несколько часов назад.

– Ну что ж, – нерешительно согласился я, – хоть я и не вижу в этом острой необходимости, можешь, разумеется, целиком и полностью рассчитывать на меня.

Я говорил не от чистого сердца, хотя изо всех сил старался казаться искренним. Со времени нашего приключения на Бонд-стрит прошло немногим больше месяца, так что мы вполне могли позволить себе жить как законопослушные обыватели. Мы с Раффлзом прекрасно ладили, по его совету я написал пару рассказов и, ощутив внезапный прилив вдохновения, даже набросал нечто вроде мемуаров о наших с ним похождениях, и на тот момент одного «подвига» мне было вполне достаточно. Я считал, что дела у нас идут неплохо, и не видел никаких причин рисковать понапрасну. С другой стороны, я старался никоим образом не выказать намерения нарушить данную мной месяц назад клятву. Но Раффлза задело отнюдь не мое скрытое или явное нежелание или даже нерешительность.