Курьер из Страны Советов - Нина Стожкова

– Кто же ей все это привозит? – Лина поспешно изобразила глуповатую улыбку.

– Ой, не могу, ну ты и наивная! Будто вчера на свет родилась! – расхохоталась Муся. – Про ее связь с Кузнецовым вся редакция знает. Одна ты в облаках витаешь.

– Мне вообще-то некогда по сторонам смотреть, работы много, – проворчала Лина.

– Что и про служебную квартирку, принадлежащую редакции, никогда не слышала? – Муся понизила голос до страшного шепота.

– А что за квартирка? – Лина вновь прикинулась дурочкой.

– Во дворе нашего особняка есть небольшая пристройка, а в ней служебная квартира, куда наши престарелые кобели своих любовниц водят.

– А для чего редакции квартира? – опешила Лина – в «Страну Советов» и в «Хоровод» ведь только с московской пропиской берут. В газете, где я раньше работала, никто о подобных квартирках тоже никогда не слышал.

– Хочу тебя предупредить: эта служебная квартира, – сказала Муся, – самая страшная тайна. По сравнению с ней их старческие загулы – просто детский сад. Никогда и никому не говори, что узнала про эту квартиру и уж тем более не спрашивай, для чего она нужна.

– А что будет, если проболтаюсь? – спросила Лина.

– Уволят с волчьим билетом. Это в лучшем случае. А в худшем тебя собьет машина. Это иногда случается с теми, кто много болтает… Ладно, не описайся от страха. Я пошутила.

Лина поежилась от холода, хотя тот давний разговор происходил летом, и постаралась побыстрее забыть об этом разговоре. Однако любопытство не давало покоя, и через пару дней она поинтересовалась с невинным видом у всезнающей Ирины Петровой:

– Ир, а что это за странная пристройка во дворе нашего особняка?

– Там обычные квартиры, в них люди живут, – ответила Ирина и внимательно взглянула на Лину:

– А почему ты спрашиваешь?

– Да так, зашла во двор немножко посидеть в обеденный перерыв на свежем воздухе и случайно обратила внимание на то несимметричное крыло нашего здания.

– Ничего там интересного нету, в основном коммуналки. На вот лучше новый журнал у себя наверху полистай. Кузнецов недавно из Парижа привез, моды следующего сезона.

Ирина протянула Лине глянец с немыслимыми для обычной советской девушки нарядами и принялась демонстративно печатать какой-то документ.

Лина продолжила изучать удивительную «контору», и вскоре ее поразило маленькое открытие. В рабочее время можно было запросто зайти к секретарю парторганизации и, попросив у него разрешения, полистать свежие номера журналов «Time» и «Spiegel», которые хранились в сейфе у парторга. Главное – не выносить запрещенную литературу из здания. В то время западные журналы в СССР были под строжайшим запретом. У всех, кто пытался привезти из-за «железного занавеса» западную прессу, это «оружие пропаганды», журналы, если их находили, без разговоров отбирали на таможне, что грозило скорыми неприятностями на работе. В лучшем случае, «горе-контрабандист» надолго становился невыездным. А в худшем могли и уволить.

Не удивительно, что большинство советских граждан слыхом не слыхивало о свадьбе принцессы Дианы. В отличие от любознательных сотрудниц «Страны Советов», живо интересовавшихся этой темой. Когда Лина впервые появилась в редакционном особняке, тамошние модницы как раз ревниво обсуждали наряды будущей «королевы сердец», в изобилии представленные в западном «глянце», а кое-кто из дам уже заказал в ателье Управления делами ЦК КПСС точные копии платьев гламурной принцессы.

В конце восьмидесятых тема модных шмоток преобладала в дамских беседах. Еще бы! В магазинах было шаром покати. Если не удавалось «выстоять» тряпку в очереди или купить у спекулянток, девушки пускали в ход смекалку. Лина, Муся и другие девчонки перешивали надоевшие наряды и красили их в яркие цвета в мастерских Большого театра, располагавшихся в соседнем с редакцией здании. Муся относила в обед ворох шмотья знакомой мастерице и назавтра забирала обновленные вещи, которые уже с нетерпением поджидали молодые обитательницы особняка. Среди них были и весьма экстравагантные особы. Одна продвинутая дизайнерша, к примеру, обожала покупать в «Военторге», располагавшемся тогда еще на Воздвиженке, солдатские кальсоны с медными пуговицами, военные рубашки и майки-алкоголички и красить все это в радикально черный цвет. По ее словам, такой «прикид» на модных вернисажах выглядел просто сногсшибательно.

В первый же месяц работы в «Хороводе» Лина сделала любопытное наблюдение. От «рабочих лошадок» журнала «Страны Советов» резко отличались раскованные, владеющие несколькими иностранными языками руководители. Чем свободнее и дружелюбнее они держались, чем больше иностранных языков знали, чем чаще привозили сотрудницам из загранкомандировок милые сувениры и чем активнее зазывали в свои кабинеты на чашечку кофе с анекдотами про Брежнева вместо пирожных, тем больше крепли подозрения Лины и ее коллег в «Хороводе». Никто не сомневался, что эти симпатяги по совместительству трудятся еще в одном серьезном ведомстве. Иван Кузнецов тоже, разумеется, находился в условном списке «журналистов в штатском», который набросали для себя сотрудники «Хоровода».

Руководил советским пропагандистским броненосцем "сталинский сокол" Николай Груздачев. Он жестко пресекал на страницах «Страны Советов» любые вольности, не вписывавшиеся в прокрустово ложе линии компартии. Карающая длань Груздачева настигала порой даже «Хоровод», безобидный «журнал для девочек и мальчиков», как было написано на его обложке. Еще бы! На передовой линии идеологической борьбы мелочей не бывает. Однажды Николай Евгеньевич невзлюбил Чебурашку и с тех пор категорически пресекал появление «уродца с непомерно большими ушами» на страницах руководимого им детского издания. Автора Чебурашки он тоже терпеть не мог, словно предвидел, какие бездны вскроются после смерти известного детского писателя. На телевизионных ток-шоу заговорили, что, дескать, папа Чебурашки был домашний тиран и садист, состоял в секте Столбуна, а в довершение всего оказался сутягой и скрягой, ненавидевшим реальных детей. Короче говоря, взгляд «сталинского сокола» оказался на редкость зорким. Впрочем, «Хоровод» изучали еще два внимательных глаза. Каждый номер журнала читала внучка Груздачева, шестилетняя Клавочка. Клавино слово было решающим в работе над очередным выпуском. К примеру, девочка очень боялась гномов, поэтому «злые западные карлики» были в «Хороводе» под строжайшим запретом. Даже Карлик Нос из сказки Вильгельма Гауфа с трудом просочился в рубрику «Любимые сказки», которую в то время курировала Лина. Зато редколлегии журнала, на которых обсуждался очередной номер, проходили весело. Груздачев неумолимо требовал от героев сказок правды жизни. Например, медведь, по его словам, грибы собирать никак не мог, однако курить трубку, по странной логике Груздачева, топтыгину позволялось.

Идти на фуршет после фотовернисажа и сенсационного сообщения Семена Людова у Лины не было никакого желания. Она вернулась домой, сварила кофе, плеснула в рюмку немного коньяка и помянула невинно убиенного Кузнецова. Неожиданно для себя она достала из чулана гладильную доску и принялась ожесточенно гладить. Глажка белья, хоть и не относилась к любимым занятиям, отлично снимала стресс. Горка выглаженного белья росла с рекордной быстротой, а Лина тем временем, словно медитируя, все глубже погружалась в прошлое. Она легко представила себе Ивана Кузнецова – моложавого, модного и слегка высокомерного, однако, как ни старалась, не могла представить его истерзанный труп, оставленный в открытой машине на обочине. Такая страшная смерть совсем «не шла» Кузнецову, не вязалась с победительным и надменным обликом видавшего виды фоторепортера.