Путь Мури - Илья Бояшов

Нападавший отступил – благородная ярость Якова не сулила ничего хорошего.

– Если ты, Елохим, хоть пальцем тронешь невинную и слабую тварь, я вцеплюсь тебе в глотку, и Бог, которого вы оскорбляете своим неверием, оправдает меня… Прочь, прочь! – заметал старик молнии. – А вы!.. – обрушился он с высоты уступа на остальных. – Вы не можете потерпеть и ведете себя словно трусливые овцы. Я сдержу обещание, клянусь всеми своими родственниками. Вы останетесь живы, и дети ваши, и дети ваших детей еще скажут мне за это спасибо. Не ропщите и не противьтесь, я, Яков Шлейхбаум, сын Аарона и Мирры, знаю, что делаю. За мной, за мной, нечего распускать сопли и нюни…

Камешки вновь принялись отщелкивать от его башмаков. Толпа со вздохами потащилась следом. Посрамленные Барух с Елохимом, сдавленно ругаясь, плелись позади всех.

Первым услышал шум воды лопоухий Шейлох. И вот все уже увидели водопадик, который выбивался из скалы и разбрызгивался в разные стороны. Мури приветствовал разноцветного здешнего духа сдержанным мяуканьем. Дух, и без того искрящийся, еще более засверкал и затрепетал над водой, разглядев посреди глухих и слепых двуногих родственную душу.

Настроение утоливших жажду кардинально поменялось. Старика одобрительно похлопывали по плечу.

– Прости их, Яков, – подходя к нему, вспоминали о Барухе и Елохиме сердобольные женщины. – Ты можешь понять наше отчаяние…

Пастырь на это лишь покачивал головой. Соплеменники, за исключением Шейлоха, его явно не радовали.

Отцы семейств во время привала здорово наподдали молодым бунтарям. Кончилось тем, что Барух и Елохим приблизились к Якову на глазах у наблюдавших за ними папаш и примирительно предложили потащить его нехитрую кладь. Яков отказался. Затем, ни на кого не глядя, запалил трубку и вновь рванул тележку за собой.

«Старый козел!» – выругались про себя обидчики, разводя руками и всем своим видом показывая: хотели, дескать, найти общий язык, но что поделать с упрямцем.

Другие молодые мужчины попытались предложить Якову свои услуги, но он сухо отклонил предложения. Однако люди все равно повеселели и дружно потопали за стариком. Девушки звонко перекликались и перешучивались с парнями. Животики малолеток булькали. Между тем колесики стариковской тележки перевалили еще через один склон, а там тропа обернулась дорогой, и, что желаннее всего, по ее обочинам запестрели обрывки бумаги и тряпки. Это всех еще больше подстегнуло, и лишь из уважения никто не осмеливался обгонять Якова. Женщины, с присущим только им жарким апломбом, разом стали превозносить его ученость. Вспоминали, что еще с молодости отличался он рассудительностью, недаром сам равви Енох так ему благоволил – а уж тот равви был первая голова на всю округу, евреи из самого Загреба приезжали к нему за советами, а это что-нибудь да значит! И уж сам Яков, дай ему Господь долгих лет, никогда никому не отказывал в советах, особенно когда дело касалось женитьбы. Поистине, Господь указал на него и вложил в него такую незыблемую веру! Молодые и старые женщины горячились, не скупясь на восхваления, мужьям оставалось только согласно поддакивать. И еще не раз и не два, стараясь сгладить вину, обращались мужчины к старику с просьбой отдать в более сильные руки его тележку. Они уже готовы были тащить на руках и кота.

Но не успел весь этот теперь уже веселый и болтливый народ спуститься в долину, в которой заливались на все лады и трели большие и малые птицы, произошло то, чего втайне больше всего опасался Яков. Навстречу евреям попалась одна из многих банд, которых с плодовитостью крольчихи выпускает из своего дурно пахнущего лона любая война. Полупартизаны-полупьянчуги, неожиданно загородив дорогу, приказали толпе остановиться. После этого бандиты воткнули людям в ребра разнокалиберные стволы и погнали к жалкому, едва подающему вздохи, ручью. От этих собак несло не только псиной, но и той внутренней гнилью, которая сразу выдает живых мертвецов. Мури выпрыгнул из корзины и мгновенно растворился в траве. Местные духи также, словно капли, разбрызнулись в стороны – подальше от разборки. С другой стороны не заставили себя долго ждать демоны. Они тут же обрушились с неба, лихо притормаживая птеродактилевыми крыльями. Еще одна их темная стая планировала над горами, готовая спуститься. Но смерть так и не отмахнула флажком. Мужские и женские лбы, пропитавшиеся тропической испариной, оказались нетронуты, хотя прокопченные слуги ада прижимались все ближе к омертвевшим людям. Наблюдательный кот заметил: на краю румяного, поджаренного солнцем облачка привычно уселся ангел и, подперев бесплотными руками прозрачный подбородок, принялся ожидать скорой работы. Судя по тому, с какой искренней радостью бандиты сорвали с некоторых старцев ермолки и принялись топтать их, пощады ждать не приходилось. Яков один оставался спокоен. Жалкие космы его развевались.

– Что нам теперь делать? – раздался стон, обращенный к нему.

И вот что ответил старик:

– А теперь молитесь! Взывайте к Богу! Только Он и сможет спасти… Бог укроет и сохранит!

Одна женщина завизжала от ужаса и выдала единственные липкие мысли остолбеневших заложников:

– Сумасшедший! Ты всех погубил. Ты, проклятый, погубил всех нас. Горе, горе, не будет пощады!

Яков, словно не слыша, твердил:

– Молитесь Ему хотя бы сейчас!..

Тщетно: челюсти наглухо зацементировались, языки окаменели. А насильники рвали одежду с перепуганных женщин. Вонючие пальцы обнажали девушкам груди, но не их обреченная красота прельщала грабителей. Этих взломщиков сотрясала грубая, примитивная и торопливая жадность. Шеи и лифчики – вот что сделалось предметом тщательного осмотра. Цепочки срывались, кольца свинчивались, сбережения, запрятанные в потайных женских местах, немедленно изымались и рассовывались по карманам. Одежду грабители засовывали в мешки. И пяти минут не прошло, как голые старухи и женщины уже прижимали детей к дряблым животам, мужчины уныло сморкались и на всю округу источали запах пота. Во время этого поголовного раздевания демонята носились чуть ли не над самыми головами.

К счастью, наблюдатели с патрульного вертолета ООН разглядели творящееся внизу безобразие и тотчас вызвали подмогу. Раздался гул небесных машин. Банда рассеялась с удивительной быстротой, делающей честь любому воинству; лишь мелкие камушки, потревоженные бегством, постреливали на склонах и никак не могли угомониться. Не успев нашкодить, демоны шарахнулись в стороны. Ангел, облегченно вздохнув, растаял вместе с облаком. Армейские «кобры» уже облетали дорогу, а один вертолет опустился, поднимая тучу пыли; из его чрева вывалились миротворцы – настоящие бронированные черепахи. Грубый надежный запах солдатских ботинок и оружия разом привел всех в чувство. Ломаный английский, хрипло выкрикиваемый лужеными глотками, показался слаще хоров ангельских. Только тут старухи зарыдали в голос, а девушек с головы до ног окатил стыд. Здоровенные армейские парни вытряхивали мешки и бросали им платья. Торопливо одевшись, евреи принялись успокаивать детей, со многими из которых случилась икота. Затем все дружно спустились к ручью – смыть с себя следы страха. Все это время Яков старался справиться с трубкой, но пальцы издевались над ним. Наконец огонек удалось запалить. И тогда старик нагнулся над придорожной травой, не обращая внимания на шум и гам. «Эй, да что он там ищет? – спрашивали солдаты, уже построившие людей в маленькую колонну. – Передайте ему, пусть строится вместе со всеми. Мы отправляемся в лагерь».