Шаман. Скандальная биография Джима Моррисона - Анастасия Руденская

— Ты спишь? Проснись! Вставай же!

Но Моррисон продолжал молча лежать, по горло в воде. Она схватила его за руку и начала изо всех сил трясти:

— Поднимайся, очнись! Пойдем со мной… — по лицу Пам текли слезы. — Пожалуйста! Скажи, что все это шутка! Пожалуйста…

Джим резко открыл глаза, широко улыбнулся и сказал:

— Ты угадала. Ты так смешно волновалась за меня… Он не успел договорить. Пам влепила ему смачную пощечину.

Джим и Пам. Они болтали по ночам, сидели на крышах, мечтали, летали во сне, обнимаясь; летали наяву, держась за руки; смотрели фильмы, читали вслух, считали звезды. Кормили друг друга с ложечки, гуляли до рассвета, провожали закаты, смеялись, грустили, ссорились, мирились, сжигали друг друга и изнемогали друг от друга. Она была его малышкой, его девочкой — самой любимой, самой хрупкой, светлой, чистой, непорочной. Она была его земным ангелом. А он казался ей сильным и мудрым.

— До последнего дня, до последнего вздоха я хочу быть с тобой, — шептала она, прижимаясь к нему, — И, знаешь, я все время боюсь за тебя. Не знаю, почему. У меня предчувствие какой-то беды…

— Перестань, милая. Ведь все хорошо.

— Да, конечно. Только ты береги себя, пожалуйста. Если что-то плохое приключится с тобой, я не вынесу. Я за тобой шагну, куда бы ты ни пошел. Но что бы с тобой не случилось, я буду рядом. Я тебя не оставлю. До последнего дня, до последнего вздоха.

Обнимая его и шепча эти слова, она не знала, насколько они фатальны и как она окажется права…

— Если мы хотим записывать альбом, нам нужна песня-визитка. Точная и запоминающаяся… — серьезно сказал Рей.

— И что, есть идеи?

— Идей пока нет… Но одно я знаю точно — эта песня должна быть супер, должна производить впечатление… Нам необходимо зажечь пламя в сердцах и умах.

— Зажечь пламя, говоришь? — Джим чиркнул зажигалкой, вспыхнул маленький трепещущий огонек. Моррисон внимательно посмотрел на него, улыбнулся своим мыслям и загадочно произнес:

— Давай, детка, зажги во мне пламя! Пусть всем станет жарко.

Слова появлялись сами собой — словно уже были написаны давным-давно, но исчезающими чернилами. Джим чувствовал себя шпионом или волшебником, колдующим над листом бумаги. Он вытаскивал из сознания и проявлял строчку за строчкой. Перебирая струны, он подпевал своему внутреннему голосу и легко запоминал мелодию. Она была невероятно проста, но в ней была заключена какая-то особая магия. «Зажги во мне пламя, зажги во мне пламя» — повторял он шепотом, будто заклинание. В его голове уже звучал шикарный проигрыш. Он представлял Дорз в полном составе, на огромной сцене. Он видел перед собой восторженные глаза Памелы. Он слышал рев и овации набитого битком зала. Он был весь внутри этой песни. Он горел ярким и горячим пламенем и чувствовал в себе невероятную силу этого огня.

Таким взволнованным и счастливым Пола Ротшильда еще не видел никто и никогда. Он ворвался в двери репетиционный базы Дорз и почти во весь голос закричал: «Мы сделали это! Мы сделали это!!!».

Ребята перестали играть и, мягко говоря, сильно удивились такому поведению продюсера. На мгновение всем четверым показалось, что он не в себе.

— Хм, прости, Пол, а что именно «мы сделали»? — осторожно спросил Джим.

— Вы что, не смотрели телевизор и не слушали радио?

— Нет… А в мире произошло что-то важное?

— Не то слово! Сенсация!!! Наша песня «Light my fire» появилась в эфире неделю назад… Так?

— Ну да, мы в курсе, — усмехнулся Робби.

— Так вот, сегодня объявили рейтинги. В хит-параде мы на первом месте!

Джон выронил из рук барабанные палочки. Джим зачем-то резко встал. Робби резко изменился в лице. Один только Рей остался ошарашено сидеть за клавишами истуканом. Немая сцена длилась секунд восемь. Молчание прервал Джим. Он топнул ногой и смачно выругался… Все вокруг облегченно рассмеялись, ведь это значило, что Моррисон был счастлив.

В кромешной темноте он поднимался по узкой лестнице без перил, наугад наступая на высокие ступени. Он не видел абсолютно ничего и только чувствовал, что его окружает пустота. Лестница словно была подвешена в пространстве, под ней была космическая бездна. Джим знал: одно неверное движение — и он полетит вниз с головокружительной высоты. Он чувствовал себя канатоходцем. С каждым шагом дышать становилось все труднее. Лестница казалась бесконечной. Превозмогая усталость, он поднимался все выше и выше. Силы были на исходе, хотелось сесть и отдышаться, но останавливаться было нельзя. Он не знал, сколько прошло времени к тому моменту, когда перед ним внезапно возникла преграда… Джим вытянул руку вперед и нащупал гладкую металлическую поверхность. Рука скользнула вниз и наткнулась на что-то вроде дверной ручки. Он потянул ее на себя. Дверь открылась. За ней была глухая кирпичная стена. К горлу подступил комок, он почти готов был зарыдать, и тут Джим резко проснулся.

«Это было для меня мучительно, словно самая медленная и изощренная пытка. Она держала мое сердце на ниточке над горящей свечой и медленно плавила его. Я страдал, а она наслаждалась этим. Я проклинаю тот миг, когда мы встретились глазами… В ту секунду где-то, наверняка, прогремел взрыв, пронесся ураган, случилась катастрофа. Мир не устоял. Я летел вниз, в бездну, с невероятной высоты и в этом полете дышал как в последний раз — жадно и сладко. Я добровольно шагнул в клетку с голодным тигром. Я ступил на дорожку, посыпанную битым стеклом. Это было так непохоже на любовь. Это было так похоже на мгновенную смерть, на убийство, на выстрел. Да, контрольный выстрел прямиком в сердце…»