Шут - Эндрю Гросс

Я картинно поклонился вслед Гийому.

Вскоре мы подошли к широкой ложбине, за которой, преграждая нам путь, несла свои воды довольно широкая, около шестидесяти ярдов, река.

Остановившиеся на берегу аристократы спорили, выбирая подходящее для переправы место. Наш командир, Раймунд, утверждал, что и разведчики, и карты указывают на находящуюся южнее излучину. Другие, горя желанием явить туркам свою доблесть — среди них и упрямый Боэмунд, — доказывали, что излишняя осторожность обернется потерянным днем.

Наконец от толпы отделился все тот же Гийом.

— Я сам буду вам картой! — крикнул он Раймунду и, пришпорив жеребца, вихрем слетел по крутому склону.

Конь осторожно вошел в воду, неся на себе рыцаря в полном боевом снаряжении. Высыпавшие на берег люди отнеслись к этой затее по-разному: одни громко приветствовали такое проявление доблести, другие откровенно высмеивали попытку покрасоваться перед лицом королевских особ.

В тридцати ярдах от берега вода все еще не доходила животному до лодыжек. Гийом повернулся и махнул рукой, под усами блеснула самодовольная улыбка.

— Здесь и моя бабушка перейдет! — крикнул он. — Что там картографы, отмечают?

— Не знал, что павлины осмеливаются замочить перышки, — заметил я, обращаясь к Роберу.

На середине реки конь вдруг споткнулся. Рыцарь попытался удержать животное, но сделать это в тяжелых доспехах было нелегко, и он, соскользнув с седла, лицом вниз шлепнулся в реку.

Зрители на берегу встретили неудачу Гийома издевательским смехом, свистом и неприличными жестами.

Я хохотал вместе со всеми:

— Где там картографы? Отмечают?

Смех не стихал еще добрую минуту, пока все ждали, когда злосчастный рыцарь вынырнет из воды. Однако никто не появлялся.

— Держится от позора подальше, — бросил кто-то.

Вскоре мы поняли, что дело не в смущении, а в тяжелом снаряжении, не позволившем Гийому подняться.

Свист и насмешки прекратились, еще один рыцарь направил своего коня в воду, но прошла целая минута, прежде чем он добрался до нужного места. Всадник спрыгнул с коня и стал шарить по дну. Раздался крик:

— Он утонул, мой господин.

Зрители ахнули. Многие, склонив головы, осенили себя крестными знамениями.

Всего несколькими днями ранее тот же самый Гийом стоял у меня за спиной после трагической гибели моего друга Никодима.

Я посмотрел на Робера. Тот пожал плечами и негромко усмехнулся:

— Невелика потеря.

Мы поднялись на вершину хребта, откуда хорошо была видна уходящая вдаль выбеленная солнцем равнина, и увидели ее.

Антиохия!

Окруженная внушительными каменными стенами, она, казалось, была высечена из одного скального массива. Ни один из виденных мной в Европе замков не шел в сравнение с этой цитаделью.

От одного лишь взгляда на нее по спине у меня пробежал холодок.

Крепость стояла на крутом возвышении. Сотни укрепленных башен охраняли каждый участок внешней стены, достигавшей, на мой взгляд, десяти футов в ширину. У нас не было ни осадных машин, способных сокрушить подобные стены, ни лестниц, чтобы подняться на такую высоту. Крепость казалась неприступной.

Сняв шлемы, рыцари в молчаливом удивлении и благоговейном страхе смотрели на город. И нам придется брать эту крепость? Уверен, мысль сия пришла в голову не только мне одному.

— Что-то я не вижу прикованных к стенам христиан, — почти с разочарованием заметил Робер.

— Если тебе нужны мученики, — хмуро сказал я, — то не беспокойся, твоя очередь еще придет.

Один за другим, поодиночке мы спустились по узкой тропе в долину. Всеми овладело чувство, что худшее уже позади. Что бы там ни приготовил для нас Господь, какие битвы ни ждали бы нас впереди, они не могли подвергнуть нас такому испытанию, как пройденный путь. Люди снова заговорили о сокровищах и славе.

Споткнувшись о выступ скалы, я заметил под камнем что-то блестящее и, наклонившись, вытащил странный предмет. Это были ножны для кинжала. Причем очень старые. Металл, из которого они были сделаны, напоминал бронзу. На ножнах имелась мозаичная надпись на незнакомом языке.

— Что это? — спросил Робер.

— Не знаю. — Я пожалел, что рядом нет Никодима. Уж он-то наверняка бы разобрался в письменах. — Может, еврейский… Какие же они древние!

— Эй, Хью разбогател! — закричал Робер. — Мой друг разбогател! Вы слышите!

— Не ори, — предупредил его стоящий рядом солдат. — Если про находку узнает кто-то из наших доблестных командиров, сокровище у тебя долго не задержится.

Чувствуя себя счастливчиком, только что получившим неслыханное наследство, я положил ножны в мешок, который понемногу начал наполняться трофеями. Мне не терпелось показать находку Софи! Дома за такую штуку заплатят столько, что денег хватит на целую зиму.

Мне просто не верилось в такую удачу.

— Похоже, реликвии здесь падают прямо с деревьев, — проворчал испанец по прозвищу Мышь. — Да только где они, эти чертовы деревья?

Теперь мы шли по равнине. После трудного перехода люди приободрились и уже мечтали о близкой победе. Грядущее сражение никого не пугало; каждый был уверен, что уложит в бою не менее десятка турок. Моя находка лишь укрепила общие надежды на сокровища и богатые трофеи. Я и сам думал, что, может быть, вернусь домой богатым.

Внезапно шедшие во главе колонны остановились. И вдруг — странная, гнетущая тишина.

Впереди, вдоль дороги, по которой мы шли, появились расположенные на равном расстоянии друг от друга — не более длины руки — большие белые камни. На каждом из камней, линия которых уходила за горизонт, был нарисован ярко-красный крест.

— Это они так нас приветствуют, — проговорил кто-то.

Я бы сказал, пугают, потому что от одного взгляда на бесконечный ряд крестов становилось не по себе.

Выбежавший вперед Робер вдруг остановился как вкопанный. Подошедшие к нему солдаты тоже замерли. Некоторые перекрестились.

Потому что камни были совсем и не камни, а черепа.

Тысячи черепов.

Среди нас было немало глупцов, полагавших, что Антиохия не продержится и дня и падет после первого же штурма. В то первое утро напротив крепости выстроились сорок тысяч человек. Настоящее море белых туник и красных крестов.

Армия сил Господа, сказал бы я, если бы верил в Бога.

Мы выбрали своей целью восточную стену, представлявшую собой серую скалу в десять футов высотой, на которой стояли ее защитники в длинных белых рубахах и ярких голубых тюрбанах. Еще выше, на башнях, расположились лучники с сияющими в лучах утреннего солнца длинными изогнутыми луками.