Королевский пурпур - Сьюзен Барри

Августина принесла херес. При виде прозрачного шелкового белья, развешанного на стуле, она чуть не уронила поднос с бокалами и бутылкой вина.

— Если мадемуазель намерена носить такое, — с круглыми глазами заявила она, уставившись на тонкую, как паутинка, ночную рубашку, — то через неделю она заработает двухстороннюю пневмонию.

Люси не доводилось обедать в дорогих ресторанах, а в таких, как в отеле «Сплендид», и подавно, но несколько часов спустя она уже входила туда следом за графиней. Графиня в своем наряде из темно-лилового бархата и с щегольской маленькой тиарой на неестественно рыжих волосах выглядела замечательно. Даже Люси увидела в ней что-то царственное — умение держаться, уверенность в себе, какое-то священнодействие, присущее лишь титулованным особам.

С бархатным лиловым платьем Августина сотворила чудо. Когда его вынули из чемодана, принесенного с чердака, оно было страшно измято, но преданная Августина отпарила и отгладила его, подштопала кружевную накидку, и к тому времени, как графиня собралась одеваться, платье было полностью отреставрировано.

Августина проследила за тем, чтобы графиня не слишком увлекалась румянами и помадой, и строго ограничила количество колец, которыми предстояло унизать пальцы. Тем не менее когда графиня, входя в отель, величаво взмахнула рукой, кольца так и запылали — их оказалось вполне достаточно.

При входе в ресторан их встретили нижайшими поклонами. Столик для них был приготовлен довольно близко от центра зала, так что пройти к нему незамеченными не удалось. Взгляды всех присутствующих устремились на них, едва они появились, — графиня так кокетливо обмахивалась своим забавным крошечным веером и настолько отличалась от большинства сидящих в зале, что с той минуты, как ее наконец бережно усадили за стол, любопытство окружающих все росло.

Люси в ее бледно-розовом шифоне тоже достались восторженные взгляды, но основное внимание привлекала графиня. Та была в превосходном настроении, и общее любопытство ничуть не смущало ее, и она держалась непринужденно, как если бы ужинала у себя дома. Она громко призывала Люси восхититься розами в центре стола, полюбоваться тускло-золотым ковром и стройными колоннами, поддерживающими потолок. Графиня вспоминала, что в прежние времена, то есть по крайней мере лет тридцать назад, когда ей частенько доводилось обедать в «Сплендиде», ковер был темно-красным, цвета бургундского вина. Вооружившись лорнетом, она с нескрываемым интересом изучала все и всех, кто попадал в поле ее зрения, и громко комментировала свои наблюдения: дамы, по ее мнению, в былые времена выглядели несравненно лучше, да и теперешние молодые девушки не заслуживают особых похвал. Одеты они не так, как следует наряжаться, отправляясь в ресторан, да и мужчины не блещут туалетом.

Слушая ее громкие замечания, Люси чувствовала, что краснеет до ушей, и потому обрадовалась, когда официант подал им обеим по огромному меню и старой леди пришлось переключиться на изучение блюд.

Но и тут графиня не стала спешить и принялась подробно объяснять Люси каждое название. Французским она владела прекрасно, и трудностей в переводе названий у нее, в отличие от Люси, не было никаких. Но она желала знать, из чего приготовлено каждое блюдо и готов ли шеф-повар рекомендовать его. В какой-то момент Люси испугалась, что она потребует вызвать в зал шеф-повара, поскольку сообщила официанту, будто в прежние дни именно так и поступала; но к счастью, здоровый аппетит старой дамы взял верх, больше тратить время на выбор блюд она не стала, и шеф-повар мог оставаться непотревоженным в громадной кухне ресторана.

Однако официант, подающий вина, был подвергнут допросу с пристрастием о качестве вин, месте их изготовления, сроке выдержки и тому подобном, и только после долгих обсуждений графиня наконец распорядилась подать шампанское, подчеркнув, что оно должно быть самой лучшей марки. А когда подали заказанные ею для себя устрицы, она настояла, чтобы официант стоял рядом на случай, если первая из попробованных окажется недостаточно свежей.

Удостоверившись, что устрицы отличные — свежее не бывает, — графиня расплылась в улыбке, переключила внимание на хлеб и масло и заявила, что, если бы Августина умела резать хлеб так же тщательно и не давала ему черстветь, ей бы цены не было.

Люси отказалась от устриц и копченой лососины, но не устояла перед супом, и, пока графиня с поразительной скоростью уничтожала устриц, девушка медленно ела свой суп и старалась не подавать виду, как она ошеломлена окружающей роскошью. Чувствуя на себе любопытные взгляды, она надеялась, что волосы ее, уложенные в шиньон, не растрепались, в ушах Люси поблескивали маленькие жемчужные сережки. Правда, они были не из лучших, но других драгоценностей у нее не было.

Графиня, покончив с устрицами, устремила взор сквозь стоявшие на столе розы на свою компаньонку и заверила ее, что она прекрасно выглядит: настолько прекрасно, что все просто должны заметить ее необычайную миловидность и, будь среди сидящих здесь мужчин хоть один, умеющий ценить красоту…

Графиня вскинула лорнет и сквозь него окинула зал внимательным взглядом.

— О, здесь есть такие ценители, да не один! Я правильно выбрала для вас именно этот оттенок розового — словно сердцевинка чайной розы!

Но тут графиня увидела, что официант колдует над спиртовкой с темными ломтиками оленины, предварительно сваренными в вине, и старая леди уже не могла отвести от этой церемонии глаз.

— О, какой ответственный момент! — объявила она. — Необходимо сосредоточиться! Надеюсь, они здесь знают, как готовить оленину — нельзя ее пережарить или недожарить! И очень важно, в каком она варилась вине… Надо бы отличный густой кларет… ах!

Графиня замолчала, когда перед ней поставили тарелку, но тут же обратилась к официанту с прежней просьбой: не отходить, пока она не распробует мясо. К ужасу Люси, лицо графини выразило полное разочарование, и она напрямик объявила, что либо это вовсе не оленина, либо жаркое просто загублено. Она приказа официанту унести мясо, потом окликнула его и заявила, что хочет говорить с главным официантом. В ее время его звали не то Жюль, не то Джулиан — что-то в этом роде, но сейчас-то он уже, наверно, умер или, во всяком случае, его здесь больше нет. Как бы то ни было, она хочет говорить с тем, кто теперь исполняет обязанности maоtre d'hфtel, и ее интересует, смыслит он что-нибудь в оленине…

Официант заволновался и объяснил, что сейчас у них не хватает персонала, метрдотель в отпуске по семейным обстоятельствам и можно вызвать только его заместителя.

— Извольте! — самым высокомерным тоном отчеканила графиня. — И позаботьтесь, чтобы нам не пришлось ждать. У нас праздничный ужин, и я не хочу его омрачать, а из-за вашей оленины впечатление уже почти испорчено.

— Простите, мадам, — пробормотал официант и поспешил через весь зал, чтобы найти кого-нибудь, кто сможет утихомирить эту несносную старуху.

Когда он вернулся, у Люси было только одно желание — провалиться сквозь пол, так как графиня распространялась насчет плохих официантов вообще и скверных шеф-поваров в частности, а между тем за спиной официанта стоял высокий, темноволосый, серьезный молодой человек в строгой и безукоризненной черно-белой паре, который с легким поклоном осведомился, что так расстроило графиню.