В джазе только хулиганы - Dragonfly

половина — разговоры, а я вымоталась, словно тягала мешки с картошкой по лестнице!

— К-какую? — сипло выдала я. Кошмар! Голос, вернись, пожалуйста!

— «В траве сидел кузнечик»*.

Не похоже было, чтобы Надин Дмитриевна шутила. Я тревожно сглотнула слюну и покосилась на входную дверь. Не дай Бог…

Хотя… если бы у меня был выбор между «Кузнечиком» и, скажем, «Поющими трусами»…

— Регина, ты меня слышишь?

— Да-да, — я прокашлялась и кинулась в бой, чтобы не передумать. Принялась усердно «пиликать» ртом про огуречик. — В траве сидел кузнечи-и-к, в траве сидел кузнечи-и-ик, совсем как огуречи-и-ик, зелёненький он был! — фух! Бедное насекомое, прости меня… я стараюсь, честно! — Представьте себе-представьте себе-совсе-е-м как огуречик… — я так и знала. Я ТАК! И! ЗНАЛА! Внешняя дверь принялась распахиваться навстречу моему публичному унижению. Я полностью отвернулась лицом к Надин, чтобы не смотреть в глаза опоздавшему. — Представьте себе-представьте себе зелёненький он был!

Надин Дмитриевна отклонилась на спинку стула, чтобы заглянуть мне за спину. В ход уже пошли «травки и козявки», а сзади донеслось шуршание куртки но, на удивление, ни одной жалобной мольбы помиловать грешника. Да и сама преподавательница, ненавидящая опоздания, лишь скрестила на груди руки, кивая своему ученику. Того устрашающего выражения лица, что она продемонстрировала мне с порога, даже не предвиделось.

Я запнулась на втором куплете, пытаясь то ли не расплакаться, то ли не рассмеяться.

— Больше слов не помню, — обессиленно выдохнула я. Спрятала руки за спину и скрестила их, желая хоть немножко отгородиться от незнакомца. — И-извините…

Преподавательница согласно кивнула, встала из-за пианино.

— Извинения принимаются, — без всякой издёвки сообщила она, переключаясь взглядом на опоздавшего. Так, а… каков вердикт? — Во-о-о-от он! Лауреат римского конкурса! Мой ты соколик! Первое место мне привёз!

Похолодев изнутри, я задержала дыхание и проследила одним косым взглядом, как рядом ненавязчиво остановилась мужская фигура. «Соколик» медленно наклонился, желая всмотреться в моё опухшее после бессонной ночи, естественно, не накрашенное лицо. Я мелькнула взглядом по серым глазам, сияющим от восторга. По стремительно оголяющей ровные зубы улыбке… и сжала губы в тонкую-тонкую ниточку, чтобы не завизжать от стыда.

Улыбка Кирилла Соколова достигла вопиюще обезоруживающих масштабов. На лоб скатилась волнистая прядь цвета горького шоколада. А в радиусе холодного дыхания, в который залез мой пристыдившийся нос, заблагоухало спиртом.

Я злобно сощурилась, провожая взглядом его широкую спину.

— Здравствуйте, Надин Дмитриевна! — промурлыкал Кирилл.

Он раскрыл руки навстречу преподавательнице и крепко обнял её, словно матушку.

— Здравствуйте-здравствуйте, — заговорщически напела та, похлопывая ученика по лопаткам. — Иди, поищи в ящике стола кое-что.

Ах вот, для кого эти тапки циклопных размеров! Для римских лауреатов! Он прошоркал к столу, чуть пошатываясь, и плавно выдвинул шкафчик.

— М-м-м, чудесно, — в раскрасневшейся ладони материализовалась коробка конфет. — С коньяком!

Пу! На что преподавательнице этот дурацкий алкоголик?!

— Кхм-кхм, — напомнила я ей о своём существовании. — А… скажите, пожалуйста, Надин Дмитриевна… каков результат прослушивания?

Женщина, счастливо сплётшая ладони и наблюдающая за Соколовым, самодовольно вскрывающим опохмел, повела бровью в мою сторону и удивлённо моргнула.

Ага! Я всё ещё здесь!

— Так, Регин, — она ласково улыбнулась. — Ты безголосая. Петь не умеешь, только интонировать, и то временами фальшиво. Возможно, о понятии «слух» ты даже не слышала, потому что слышать по природе твоей не чем… Диапазон скудненький, тембр бледненький, опоры нет. Есть тремоляция… Приходи на следующий год, может, найду место.

Я обмерла, лишь блуждая взглядом между красных губ, изрекших приговор, и мужских, по которым проскользил кончик языка.

— Надин Дмитриевна, чего это вы с ней так мягко? — хохотнул Соколов, забрасывая в рот круглую конфету.

Она была практически чёрная, как и его шевелюра.

___________________________________

"В траве сидел кузнечик" — Детская песня, сочинённая Николаем Носовым и Владимиром Шаинским.

Глава 6. Кукарача

Шоколадный кругляшок скрылся между полных приоткрывшихся губ. Кирилл вдруг поморщился, продолжая упорно жевать свой презент. Надеюсь, в эту секунду ему стало также горько, как и мне. В висках запульсировало, в рёбрах взвихрилось волнение: я чуть не спасовала. Готовилась ведь к худшему, но представить его настолько уж безнадёжным не хватило фантазии! Мне нужно было стерпеть минуту…

Всего одна минута, и у любой скандальной сенсации истекает гарантия на удивительность!

Правда, соколик-алкоголик продолжил подливать коньяк в огонь…

— За издевательства над «Кузнечиком» можно было и обматерить, — спасибо, что не втащить! — Как раз перед уходом, — хохотнул парень.

Нашёлся блин, гринписовец! Стоит едва ли не синий, подсказывает!

— Да, за «Кузнечика» обиднее всего, — спокойно согласилась Надин Дмитриевна. — Собирайся, Регин. Не будем больше отнимать время от занятия Кирилла.

А-а-а?! Это я виновата, что он опоздал с бодуна?!

Ну вот и всё… Не слетающая с губ Соколова добродушная улыбка ну никак не соответствовала озвучиваемому им сарказму. А преподавательница казалась непреклонной.

Кирилл нагнулся к нижнему глубокому ящику в столе. Открыл. Достал из него красную кружку, на которой было написано: «Sokolov».

Да у него ещё и кружка здесь своя, личная!

Меня тронуло белой завистью.

— Иди-иди, девочка. Не задерживай нас, — кивнула в сторону двери Надин. — Уже восемь минут!

Игнорируя поторапливания преподавателя, явно намекающего на начало занятия, парень подцепил за ручку кружку и вразвалочку двинулся в сторону столика в глубине кабинета. Видимо, за чайником. А в другой руке он держал новую коньячную бомбу, прихваченную с собой из коробки.

Нет. Так просто я не уйду!

— Спасибо вам за критику, Надин Дмитриевна, — кто она там? Бывшая певица в театре? — Мне было важно услышать именно ваше мнение…

Надин, подошедшая к двери и схватившаяся за ручку, опешила, а я, по ощущениям, побагровела.

Вторая конфета так и осталась занесённой у рта притаившегося возле журнального столика Кирилла. Он, не скрывая любопытства, обернулся и окатил меня изумлённым взглядом с ног, замёрзших в тапочках, до немытой головы. Больше он не улыбался.

— Пожалуйста, — наконец, важно кивнула преподавательница, глянув на меня из-за плеча.

Успела приоткрыть створку, но вдруг замедлилась. Ну точно истероид! Падка на лесть!

— Возьмите меня! Я хочу научиться петь! — затараторила я, пока Надин впала в сомнения. Подбежала к двери, протиснулась между ней и Надин Дмитриевной.

Мы же обе понимали, что на «будущий год» на самом деле означало «уходи и не возвращайся никогда больше».

— Вот уж глупости не говори! Зачем тебе это? Только меня без толку измучаешь!

— Я всему научусь!

— Сомневаюсь… у тебя нет таланта.

— Зато я трудолюбивая! — рыкнула я на преподавательницу и моментально охладела от ужаса.

Её равнодушные глаза округлились, накрашенные ресницы вздрогнули, а алый рот слегка приоткрылся, практически уже изрекая смертельно ранящее возражение. Но