Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления - Тарик Али

помочь карьере сына, а заодно пополнить ее собственный кошелек, который опустел после того, как экономический кризис в США унес с собой богатство ее семьи. Она немало походила по рукам в Белгравии и Вестминстере (и даже, по слухам, смогла забраться в постель к королю) – процесс этот начался в то время, пока ее муж умирал от сифилиса, и продолжился без какой-либо паузы после его смерти.

Какое-то время существовала возможность, что Черчилль унаследует герцогский титул, так как Санни, двоюродный брат Уинстона и наследник по прямой линии, оставался холостым. «Никак нельзя, – убеждена была герцогиня, – допустить, чтобы этот маленький выскочка Уинстон однажды стал герцогом». Поэтому она призвала на помощь толстосумов из США. В конце концов американку Консуэло Вандербильт удалось убедить выйти замуж за никчемного Санни. К богатой наследнице прилагалось единовременное приданое в сумме двух с половиной миллионов долларов и ежегодные выплаты в размере 30 тысяч долларов – недурной вклад в семейный бюджет. Спустя положенное время у пары родился ребенок. Теперь у Черчилля не оставалось ни единого шанса переехать в Бленхейм. Уинстон должен был сам позаботиться о себе.

Мог ли молодой кадет из Сандхерста надеяться когда-либо дослужиться до статуса крупного военачальника империи? Без сомнения, он очень хотел бы этого, но судьба распорядилась иначе. Пережить пару приключений, наблюдая за разными войнами, а то и участвуя в них, – вот все, что ему было предначертано судьбой. При этом у него никогда не возникало никаких сомнений в эффективности имперского правления. Гордясь своим славным предком, основателем династии Мальборо – Черчиллей, он был решительно настроен внести свой вклад в защиту империи – как в теории, так и на практике. Война была волшебным эликсиром, панацеей от скуки и тоски. Она была увлекательнее охоты, потому что здесь в качестве дичи обычно служили некие «дикари»… на каком бы наречии они ни говорили, насколько бы «примитивны» ни были, они были людьми и соперниками. Какое иное приключение могло бы сравниться с этим? Война, по собственным словам Черчилля, была самым «востребованным товаром».

Однако в возрасте двадцати одного года, будучи зачислен в 4-й гусарский полк, Уинстон пережил разочарование. Это был 1895 год, и на горизонте не просматривалось ни одной колониальной войны в интересах Британской империи. На родине он скучал, и «все [его] деньги были потрачены на поло-пони[35]». Как можно было найти здесь «быстрый способ заслужить отличие» и «сияющий путь» к славе? Наведя некоторые справки, он обратил взор на другую сторону Атлантики. Как он позднее вспоминал,

охота была мне не по карману, [и] я занялся поисками такого места на карте мира, где можно было бы утолить жажду приключений и азарта. Всеобщий мир, от которого вот уже многие годы изнывало человечество, был нарушен лишь в одной точке земного шара. Затянувшаяся партизанская война, которую кубинские повстанцы вели против испанцев, по слухам, входила в свою самую острую фазу{9}.

Испанская империя переживала стадию распада. В течение уже нескольких лет она прилагала усилия для подавления одновременно двух освободительных движений – на Кубе и на Филиппинах. Политическое и интеллектуальное руководство этими движениями находилось в руках Хосе Марти́ на Кубе и Хосе Рисаля на Филиппинах: первый был поэтом и публицистом, второй – писателем высочайшего класса. Жизни обоих трагически оборвались: Марти погиб в перестрелке, а Рисаль был расстрелян по приговору испанского военного трибунала.

Куба и Пуэрто-Рико оставались последними владениями Испании в Америке и были одними из самых слаборазвитых колоний. Открытие месторождений золота и серебра на материке и относительный дефицит человеческих и минеральных ресурсов, доступных для эксплуатации на Кубе, обрекли этот остров на роль незначительного, главным образом военного и административного, центра в системе Испанской империи. С 1720 по 1762 г. кубинская экономика была настолько маломощной, что для торговли с Европой хватало в среднем пяти или шести торговых судов ежегодно. Плантационная система, опиравшаяся на большое количество захваченных в Африке рабов, возникла довольно поздно и смогла по-настоящему развернуться лишь после Гаитянской революции[36]. Движение за независимость также появилось с задержкой. К 1825 г. вся континентальная часть Латинской Америки была свободной от испанского владычества, но на Кубе оно продлилось вплоть до 1898 г. В 1895 г., когда Черчилль прикидывал, к какому варианту собственного будущего ему склониться, Испания предприняла последнее отчаянное наступление на позиции кубинских патриотов.

Черчилль никогда не медлил при виде открывшейся возможности, и здесь она была просто идеальной. Он добился в полку, чтобы ему дали отпуск, намереваясь попробовать себя в роли военного репортера и своими глазами увидеть колониальную войну. Получив после смерти отца в начале года скудное наследство, он нашел в журналистике средство одновременно проявить себя и заработать какие-то деньги. Поиски газеты, которая согласилась бы направить его на испано-кубинскую войну в качестве корреспондента, вскоре увенчались успехом. В компании еще одного офицера Черчилль через США отправился в Карибский бассейн.

Черчиллю было необязательно много знать о выбранном театре военных действий. Инстинктивно он встал на сторону испанцев по очень простой причине: это была имперская держава, которая пыталась утопить в крови восстание туземцев.

Он прибыл в Гавану в ноябре 1895 г. На острове свирепствовали тиф, оспа и холера. Распространялся массовый голод, и любой журналист, поезди он хоть чуточку по Кубе, не мог не заметить огромных страданий ее населения. Тем не менее Черчилль старался преуменьшить масштаб ужасов, которые были прямым следствием колониальной войны. В одном из своих первых писем домой – перепутав почти все, подобно тем журналистам, которые, сидя в пятизвездочных отелях, сочиняют репортажи с колониальных войн более недавних времен, – он писал:

[Гавана] не демонстрирует никаких признаков мятежа, и дела повсюду идут обычным порядком. Правда, строго проверяют паспорта и тщательно обыскивают багаж на предмет наличия пистолетов или другого оружия. Когда мы переправлялись из Тампы на лодке, было много пугающих сообщений о ситуации в Гаване. Говорили, что повсюду свирепствует желтая лихорадка, а в гарнизоне зафиксировано более 400 случаев заражения. На самом деле болезнь не так уж и распространена, а подтвержденные случаи ограничены нижней частью города{10}.

Даже когда Черчилль уже не мог игнорировать разворачивавшиеся события и понял, что Кубинская революционная партия пользуется всенародной поддержкой, он был не в состоянии верно оценить перспективы ее бойцов, не говоря о том, чтобы отдать им должное. Испанцев же он понимал прекрасно. Для них Куба была тем же, чем Ирландия для англичан.

В репортажах Черчилля, как и в его книге «Мои ранние годы», Хосе Марти не удостоился ни единого упоминания. В апреле 1895 г. Марти письменно обратился к британскому министру иностранных дел, умоляя, чтобы Великобритания не вмешивалась в конфликт. Через три недели он погиб: испанцы застрелили его в бессмысленной стычке. Трагедия с участием самого выдающегося лидера кубинских патриотов к моменту приезда Черчилля была у всех на слуху, но у него на уме было только одно – насколько счастливее была бы Куба, если бы в 1763 г., после одиннадцатимесячной оккупации Гаваны, британцы не обменяли ее на Флориду:

Может статься, что после того, как эти страницы истории будут перевернуты, Кубу ждут более яркие перспективы и более счастливые времена. Может статься, что в грядущие годы остров будет таким, каким он был бы сейчас, если бы Англия не потеряла его: Куба свободная и процветающая, живущая под сенью справедливых законов, управляемая патриотами, распахнувшая свои порты для торговли со всем миром, посылающая своих пони в «Херлингем»[37], а своих игроков в крикет – в клуб «Лордс», обменивающая гаванские сигары на ланкаширские хлопчатобумажные ткани, а сахар с плантаций в Матансасе – на столовые приборы из Шеффилда.

Черчилль прекрасно понимал, каковы были неизбежные следствия империализма. Разве мог он не знать о том, что именно за короткий период британской оккупации в 1762 г. на Кубу было дополнительно ввезено более десяти тысяч рабов, чтобы обеспечить процветание плантационной экономики?{11}

В декабре 1954 г., в самом начале последнего десятилетия своей жизни, Черчилль внимательно выслушал одного заезжего белого поселенца из Кении, который живописал ему свои горести и объяснял, что