Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления - Тарик Али

мог рассчитывать заслужить медаль за службу в Южной Африке, а также, «по всей вероятности», звезду Британской Южно-Африканской компании[41]{18}.

Р. Киплинг. Песнь Белых людей (1899)

Та чаша, что Белая раса испьет,

Что за стремление к правде будет наградой,

Животною злобой уста обожжет,

Пахнёт яростной битвы страдой.

Об пол пустую мы бьем чашу,

Пусть будет горек наш удел,

Сама природа нас направит,

Чтоб воин Белый миром владел.

Тяжелый Белым уготован путь:

Огонь зарниц осветит небосклон,

Ветра лихие будут дуть,

Рисуя наяву кошмарный сон.

Нелегок марш навстречу цели,

Что дарит силы нам заряд,

Но даже звезды ярче заблестели,

Увидев строй шагавших в ряд.

Потомки вспомнят старый принцип,

Что был заветом стариков:

Свобода нам и нашим детям,

Ценою жизни всех врагов.

Мы не нарушили традиций,

Погибших души не дадут соврать,

И солнце ярче воссияет,

Когда наш строй начнет шагать.

Б. Брехт. Каледонский рынок (1934)

«О, Запад есть Запад, Восток есть Восток!» –

Кричал их наемник-поэт.

Но я с любопытством смотрел,

Как через пропасть наводят мосты,

И я видел, как огромные пушки катятся на Восток

И как весело их чистят солдаты.

А в это время с Востока на Запад, в обратную сторону,

Катится чай, пропитанный кровью, катятся раненые и золото.

И Виндзорская вдова, вся в черном,

С улыбкой берет деньги, кладет их в карман,

Похлопывает раненых по спине

И отсылает их на Каледонский рынок.

Их походка утратила былую прыть, но они все равно

Ковыляют вдоль прилавков, выискивая

Подержанный деревянный протез для ноги,

Который подошел бы к такой же деревянной голове.

Бриллиант в короне

Одержимость Черчилля Индией была чем угодно, но уж точно не иррациональной манией. Ни одной другой империи современности не удалось подмять под себя столько территорий и столько народов в Азии, сколько англичанам. В Индии это создавало определенные проблемы, так как людей было слишком много, что делало трудновыполнимой задачу даже частичного их истребления. Их также нельзя было запереть в резервациях или концентрационных лагерях. Но выгоды от владения Индией намного перевешивали все связанные с этим проблемы.

Черчиллю никогда не нравилась Индия. Первое армейское знакомство с ней не оставило после себя приятных воспоминаний. Он писал, что испытал настоящее потрясение, столкнувшись с субконтинентом, и почувствовал облегчение, когда его перевели служить на афганскую границу. В заметке для The Daily Telegraph от 6 ноября 1897 г. он писал:

Восстание 1897 г. является самой успешной на сегодняшний день попыткой объединить приграничные племена. Эта попытка не будет последней. Одновременный мятеж среди дальних племен свидетельствует о каких-то скрытых от глаз процессах… Цивилизация столкнулась лицом к лицу с воинствующим магометанством. Если мы задумаемся о том, какие моральные и материальные величины противостоят здесь друг другу, у нас не останется опасений по поводу окончательного исхода борьбы. Но чем дольше продолжается политика полумер, тем позже этот исход наступит.

Вмешательство, которое раздражает сильнее, чем полный контроль, робость, проявляемая с большей поспешностью, чем обычное безрассудство, снисходительность, которая своей жестокостью превосходит самую крайнюю суровость, характеризуют наши нынешние отношения с приграничными племенами. Чтобы положить конец этому печальному положению дел, необходимо проводить осознанную и официальную политику вплоть до логического – и неизбежного – финала.

Примерно за месяц до этого он был потрясен видом тридцати шести мертвых тел, наспех похороненных англичанами. Они были обнаружены и изуродованы пуштунами из местного племени. Но эта неприглядная картина была ничем не хуже того насилия, которое регулярно совершалось британской армией. Цивилизация и варварство – сиамские близнецы. На страницах своего дневника Черчилль откровенно записал:

Эти племена – одни из самых жалких и жестоких существ на земле. Их разума хватает только на то, чтобы быть еще более безжалостными, более опасными, более разрушительными, чем дикие звери… Единственно возможным выводом из всего этого, по моему мнению, является то, что все человечество станет счастливее – а мировой прогресс ускорится – ровно настолько, насколько эти долины удастся очистить от заполнивших их вредных паразитов.

Ни слова не было сказано о том, почему англичане подвергаются нападениям. Империя уже терпела поражения в войнах против Афганистана. Первая из них закончилась в январе 1842 г. разгромом крупного отряда Британской индийский армии под командованием генерала Эльфинстоуна. Генерал-губернатор Индии лорд Окленд был настолько потрясен этой новостью, что перенес апоплексический удар, от которого так и не оправился. В апреле того же года генерал Поллок возглавил «отряд возмездия», который разрушил старый кабульский базар XVI в. и ряд других древних построек. Отомстив, англичане покинули Афганистан с твердым намерением больше никогда не предпринимать попыток его захвата.

Однако в 1893 г. империя стала добиваться проведения официальной границы между Афганистаном и Индией, для чего на место был направлен государственный служащий сэр Мортимер Дюранд. По его проекту была проведена линия, ставшая границей протяженностью в 1640 миль, которая разделяла пуштунские племена и на которую местное население часто просто не обращало внимания. Протестуя против этого совершенно произвольного разделения, «дикие звери» вновь взялись за оружие.

Однажды поздней ночью в 1897 г. одно племя пуштунов (с которым, как ошибочно полагали англичане, у них не было никаких разногласий) внезапно напало на лагерь британской армии. Черчилль, пылкий младший офицер двадцати с небольшим лет, находившийся в своей первой командировке на неспокойную северо-западную границу, был вне себя от такого «вероломства». Партизанская атака стоила британо-индийской армии сорока офицеров и солдат, а также множества лошадей и вьючных животных. К восторгу молодого Черчилля, командующий операцией сэр Биндон Блад отдал приказ о немедленном проведении акции возмездия. Новоиспеченный офицер принял участие в карательной экспедиции генерала Джеффриса с целью «наказать свирепых агрессоров». Захватывающее столкновение пуштунских сабель и английских ружей длилось всего один день, как Черчилль позднее напишет в «Моих ранних годах», но больше всего юному Уинстону понравилось методичное осуществление колониальной миссии: «Возмездие должно было проходить в следующей форме: нам предстояло маршем пройти по всей их равнине, которая представляет собой замкнутый со всех сторон тупик, вплоть до самого края, уничтожая все посевы, разрушая резервуары питьевой воды, взрывая все укрепления, насколько на это хватит времени, и стреляя в каждого, кто будет мешать процессу». Кто упрекнет позднейшие поколения афганцев в том, что и во время второго, и во время третьего вторжения в свою страну они были уверены, что видят продолжение того самого первого – только на новый лад? Изменились лишь технологии и риторика: боевые вертолеты и дроны пришли на смену ружьям со штыками, «гуманитарные» оправдания и ложь – на смену черчиллевской откровенности.

Киплинг отразил безжалостную кампанию против пуштунов в поэме «Молодое пополнение» (The Young British Soldier):

И ежели в каком бою тебя смертельно ранит вдруг,

Гдe, добивая бедолаг, афганки ползают вокруг,

Тогда ты с духом соберись, приставь к виску винтовку, друг,

И к Богу своему, солдат, –

Марш, марш, марш, солдат,

Марш, марш, марш, солдат,

Марш, марш, марш, солдат,

Солдат самой Королевы!

Чуть раньше немецкий поэт Теодор Фонтане, живший в то время в Лондоне, в поэме «Афганская трагедия» (Das Trauerspiel von Afghanistan) взял другую тональность. Полная печали и меланхолии, она точнее отражала масштаб поражения 1842 г., как видно из этого отрывка:

Снег белою пылью с небес упал,

Пред