«Пророк» оставляет следы - Игорь Михайлович Фесенко

вы и здесь не теряете время даром, готовя солдат для «интеллектуального фронта». Кстати, это определение вошло в обиход с вашей легкой руки. Не так ли?

— Что было, то было, спасибо за комплимент.

— Солдаты «интеллектуального фронта» — прелестное определение и точное, — поддакнул Хаас. — Правление и лично президент Сандино весьма вами довольны и благодарны вам.

— Почему эти люди все на одно лицо? — недоуменно произнес Браун, рассматривая застывшие на экране физиономии.

Из сетки голубых квадратов на присутствующих, не подозревая о том, что их видят, смотрело словно одно лицо. Все были удивительно похожи друг на друга: необычно длинные прически, и у всех усы и бороды, а глаза одного из будущих миссионеров-проповедников были скрыты темными очками.

— Все это в целях конспирации, — ответил Харго, — каждый слушатель находится в своей комнате. Мы их видим, они же нас сейчас только слышат. Это наша самая перспективная группа. Борода, усы и прочее при разъезде на места снимаются, и это сразу меняет их облик. Руководство школы ввело свой способ зашифровки миссионеров.

— Понятно, профессионально это оправдано, — отметил Браун, — скрывает характерные формы ушей, конфигурацию губ, овал лица.

— Среди этих, — Хаас мотнул головой в сторону экрана, — находится молодой человек, о котором я вам говорил. Он в очках. Ну что же, продолжайте занятия, — сказал Хаас, и они распрощались с Харго.

— Вы давно с ним знакомы? — поинтересовался Хаас у Брауна, когда они покинули студию.

— Он в прошлом был разведчиком, могиканин, соратник Аллена Даллеса, адмирала Захариуса[10]. В период войны работал в РУМО начальником отделения в отделе планирования разведслужбы флота. Прелестный старик, ему за семьдесят, а как держится!

— Между прочим, был одним из главных консультантов радио «Свободная Европа», — еще раз продемонстрировал свою осведомленность Хаас. — Вот такие люди учат будущих миссионеров.

2

В ожидании миссионеров, как окрестил Браун своих новых партнеров, он еще раз обошел свое жилище, куда Хаас привез его прямо из аэропорта.

Виллочка (иначе нельзя ее было назвать) находилась в каких-нибудь пятнадцати минутах езды от центра города. Она стояла в стороне от шумной улицы, в глубине чистенького, ухоженного сада. Небольшой двухэтажный светло-серый домик, крытый красной черепицей, казалось, был скопирован с пасхальной игрушки-открытки. В гараже стояла, поблескивая хромированной облицовкой, «Волво».

Майор, прогулявшись по двору, прошел в гостиную, включил телевизор, начиная испытывать чувство нетерпения. Наконец прозвучал негромкий звонок.

— Хаас, вы? — спросил он, выйдя в холл. Получив из скрытого репродуктора утвердительный ответ, надавил кнопку автоматического устройства, открывающего ворота. Во двор сразу же скользнула машина.

— Это тот самый молодой человек, о котором я вам говорил, Вольдемар Вольф, — представил Хаас своего спутника.

Пожимая руку Вольфу, Браун с удовольствием отметил, что, хрупкий на вид, тот обладал завидной силой.

Распахнув дверь гостиной, Браун пропустил прибывших вперед. Сделал это не только по долгу гостеприимного хозяина, ему хотелось посмотреть, как выглядит Вольф со стороны. «Прям, пружинист, — оценил он, — легкая изящная походка».

Вольф опустился на стул подле Хааса. Под внимательным бесцеремонным взглядом Брауна щеки его сначала побледнели, а потом зарделись. На майора изучающе смотрели большие голубые глаза, светло-каштановые усики над по-детски пухлым ртом Вольфа нелепо топорщились. Выглядел он значительно моложе своих тридцати лет.

— Никак не думал, что среди ваших учеников есть такие херувимчики, — выказывая голосом некоторое разочарование, обратился Браун к Хаасу. При этом поймал едва заметную улыбку Вольфа.

— Вы хорошо знаете английский? — спросил его Браун.

— Сносно. Учил его в школе. И еще немного в Америке.

Желая сгладить не очень выгодное впечатление от его воспитанника, Хаас торопливо сказал:

— Вольдемар выбивает девяносто пять очков из ста. Уверенно стреляет по-македонски[11], владеет приемами каратэ и, несмотря на видимую хрупкость, в считанные секунды может уложить человека вашей комплекции.

— Старая истина — внешность обманчива, — сказал Браун и улыбнулся: — Значит, он собирается распространять слово божье с помощью пистолета и каратэ?

— Для самозащиты, — поднял глаза к потолку Зигфрид Хаас. — Вообще-то мы избегаем кровопролития. «Не убий…»

— Послушайте, Зигфрид, я надеюсь, ваш подопечный и вы не откажетесь от рюмки виски или джина? Впрочем… Мой приятель, вернувшийся из России, презентовал мне казаческую водку! Вот, — и он достал из шкафа бутылку.

— Простите, мистер Браун, на этикетке написано не казаческая, а кубанская водка, — заметил молчавший до этого Вольф.

— Суть не в названии, — отозвался Браун, расставляя рюмки. — Суть в содержании. А содержание преотличное.

Выпили.

— Водку, как и другое спиртное, русские обычно закусывают, — сказал Вольф. — Это мы здесь пьем виски или джин, разведенный содовой или соком. А они…

— Так-так, покажите-ка свою эрудицию. Посмотрим, что еще вы сможете наскрести, — сказал Браун. — Между прочим, Россией я занимаюсь много лет. Или вы хотите просто мне понравиться? — Он рассмеялся, и Хаас тоже. — Ну! Ну! Смелее. Поведайте нам, в чем выражается ваша сегодняшняя подготовка для деятельности в СССР?

— Совершенствую русский. Читаю газеты. Их газеты.

— Вот это хорошо. Значит, уже обрели «знакомых». Вы должны знать, пусть это и не имеет отношения к религии, чем они дышат, знать положение в хозяйстве, даже имена. Ну, как это у них называется, знатных тружеников села и производства. Знать, какие есть у них знаменитые стройки. Имена и лица известных артистов, их писателей и названия модных фильмов, даже содержание. Изучение прессы — великая вещь, если ею с умом пользоваться. Было, например, такое дело. Швейцарский журналист Бертольд Якоб в конце тридцать пятого года выпустил книгу, в которой подробно описывал генеральный штаб вермахта. Взбешенный Гитлер вызвал к себе Николаи[12] и потребовал установить, как мог один человек узнать столько о его штабе. Николаи приказал своим людям выкрасть Якоба. Журналиста выкрали, и когда в гестапо, на Принц-Альбрехтштрассе, Николаи спросил, откуда он взял данные для своей книги, Якоб ответил: «Из ваших журналов и газет, господин полковник». Николаи вынужден был доложить Гитлеру, что единственным сообщником журналиста была немецкая пресса. По отзыву Николаи, ему за тридцать пять лет своей разведывательной работы не довелось встречать подобного. Этот Якоб был одним из гениев анализа такого рода. Так вот, молодой человек. Но мы отклонились от основной темы. Давайте вернемся к ней. Расскажите о себе, о родственниках.

— Я уже много раз писал об этом, мистер Браун, и уверен, вы успели заглянуть в досье. Ничего нового сообщить не могу. Разве о том, что занятия в школе порядком надоели и хочется настоящего дела.

«У мальчика есть характер. При необходимости он сможет постоять за себя, — подумал Браун. — Действительно, внешность обманчива». Мысль об обманчивой внешности совершенно непонятно почему прочно засела в его голове. От неприязни, возникшей