Миссия в Париже - Игорь Болгарин

– Гляди, знатная церква, – сказал кто-то из делегации. – А не той красоты, не россейской. Печальная какая-то, к небу тянется.

– Похож на собор Парижской Богоматери, – сказал Тихонов. – Если выдастся время, мы и «Собор соборов» обязательно посетим.

– Выходит, это уже Париж?

– Самый что ни на есть.

Вскоре поезд остановился под высокими сводами Северного вокзала. Выходящие из вагонов на перрон пассажиры смешивались со встречающими. Объятия, поцелуи, слезы, смех. Лишь члены Миссии сбились в кучку и растерянно осматривались. Их поражало здесь все: нарядные люди, обилие цветов, но особенно – легкая стеклянная крыша вокзала, сквозь которую струился мягкий солнечный свет.

Тихонов вглядывался в толпу, обеспокоенным взглядом кого-то в ней выискивая. Посветлел лицом, когда заметил пробивающихся сквозь многолюдье двух мужчин. Они еще издали помахали ему руками. Миссию встречали.

Оглядывая вокзал, Кольцов заинтересовался переминающимися под стеной неряшливо одетыми, небритыми парнями. Они не были похожи на встречающих, лениво стояли под стеной, оценивающими взглядами просеивали покидающих перрон пассажиров. Время от времени один из них отклеивался от стены и нырял в толпу.

Тихонов меж тем коротко переговорил со встречающими их мужчинами. Затем с одним из них, низеньким, пожилым, похожим на мячик, французом с грубым мясистым лицом сатира, подошел к Кольцову. И тут же выяснилось, что никакой это не француз.

– Познакомьтесь, Павел Андреевич! Ваш гид и переводчик, – сказал Тихонов.

– Илья Кузьмич Болотов. Можно просто Илья. Мне так даже больше по душе, – представился тот на чисто русском, с вологодским акцентом, нажимая на букву «о».

Кольцов заметил, что его российские попутчики уже подхватили свои пожитки и приготовились уходить. Кольцов вопросительно взглянул на Болотова.

– У нас свой маршрут, – пояснил Болотов.

Павел подошел к членам Миссии, с каждым попрощался за руку. Сказал Тихонову:

– Был рад с вами познакомиться, Александр Дмитриевич. И благодарю за это совместно проведенное время.

– Я тоже рад, – Тихонов взял его руку в свои большие ладони. – Прощаться не будем. Скажем друг другу «до свиданья». Надеюсь вскоре снова увидеть вас, – и уточнил: – В Москве.

– Может, еще успею с вами? – с тоскливой безнадежностью не то спросил, не то поинтересовался, как на это отреагирует Тихонов.

– Сожалею, – словно бы попросил прощения Тихонов. – О вас теперь будет заботиться Борис Иванович Жданов. Насколько я осведомлен, эта фамилия вам знакома?

– Лично с ним не знаком, но слышал о нем много хорошего.

– Замечательный человек.

– Надеюсь… Счастливо вам, – грустно сказал Кольцов.

– И вам тоже.

Делегаты, окружив Тихонова, как цыплята наседку, двинулись к выходу. Они шли, тесно сгрудившись, стараясь не отставать от Тихонова. Эти еще совсем недавно боевые конники, опытные рубаки, со страхом оглядывались по сторонам. Их пугало здесь все: чужая речь, незнакомая нарядная публика, гудки лимузинов, звуки шарманки.

Кольцов проводил их тоскливым взглядом. Впервые в его богатой на нестандартные случаи жизни он оказался в ситуации, которую не совсем понимал и, тем более, никак не мог на нее повлиять. Более того, предприятие, в которое он ввязался еще там, в Москве, казалось ему крайне легкомысленным и непродуманным. И если бы в разговоре с Вениамином Михайловичем Свердловым случайно не всплыла фамилия Старцева, он, несомненно, отказался бы от этой поездки. И никто, даже Феликс Эдмундович Дзержинский, не смог бы его уговорить. Но…

В ту минуту он представил себе растерянного, обворованного Ивана Платоновича Старцева, милого, доброго и кристально честного пожилого интеллигента, который не однажды в жизни выручал его, спасал почти от неминуемой смерти – и все, и Павел уже не думал о бессмысленности предложения, которое сделал ему Свердлов. Он сказал «да» потому, что не мог поступить иначе, потому, что хотел подставить плечо помощи этому дорогому ему человеку, бесконечно одинокому в далеком и чужом для него Париже.

Кольцов и Болотов едва ли не с последними пассажирами, прибывшими поездом «Варшава – Париж», покидали перрон. Краем глаза Кольцов заметил: один из молодчиков отскочил от стенки, бросился к ним. Перегородив путь, широко размахивая руками, стал что-то доказывать Болотову. Но Болотов произнес одно только слово, вполне возможно, непечатное. Во всяком случае, парень тут же отступил и снова вернулся на свое место у стены.

– Что он хотел? – спросил Кольцов.

– А что может хотеть бродяга, клошар? Нищий, если по-нашему, – пояснил Илья Кузьмич. – Особая каста. Законом здесь запрещено нищенствовать, но можно получить вознаграждение за оказанную какую-либо услугу. Или воровать. Этот предложил сопроводить нас в гостиницу с таким сервисом, от которого никогда не отказываются мужчины.

– И что же вы?

– Я ему ответил. Он меня понял.

Пройдя сквозь широкую вокзальную дверь, они оказались на улице Паради, и словно нырнули в водоворот шумной парижской жизни. Вдоль сияющих хрустальных витрин неспешно двигалась говорливая толпа. Сердито клаксонили лимузины, с трудом пробираясь сквозь уличное многолюдье. Размахивая газетами, что-то выкрикивали продавцы новостей. Откуда-то доносились печальные звуки шарманки.

После тихой, деловой и озабоченной Москвы Париж показался Кольцову похожим на яркое цветистое лоскутное одеяло, под которым он проспал все свое босоногое детство в родительском доме в Севастополе. Мама доставала на швейной фабрике ни для чего уже больше не пригодные обрезки различных тканей и сшивала их в самом причудливом сочетании. Надо думать, у мамы был хороший вкус: ее одеяла быстро раскупались и были хорошим подспорьем отцовскому жалованью.

– На метро или же прогуляемся? – спросил Илья Кузьмич. – Нам тут недалеко.

– Хотелось бы и в метро. Слыхал про такую диковину: поезда под землей.

– Еще успеете. А по мне, так лучше пешком.

– Пешком так пешком, – согласился Кольцов. Во всяком случае, ему в равной степени хотелось посмотреть и на поезда в подземелье, и увидеть нарядные и шумные улицы, по мнению многих, самого красивого города мира.

Они обогнули Северный вокзал, ненадолго задержались возле одной из красивейших парижских церквей Сен-Венсенн де Поль, узкими нарядными улочками вышли к бульвару Ла Шапель и минут десять шли по нему вдоль бесчисленных магазинов, магазинчиков, кафе, трактиров и бистро. Здесь торговали самыми дешевыми товарами, завезенными сюда со всех концов земли. И праздную толпу парижан, неторопливо движущуюся по бульвару, тоже разбавляли темнокожие жители Африки, желтолицые японцы и китайцы, реже в этой толпе можно было увидеть смуглых марокканцев в высоких малиновых фесках.

Свернув с бульвара, они вскоре вошли в тихий уютный дворик.