Ночь падших ангелов - Дарья Кожевникова

* * *

На встречу с Ланочкой Роман все-таки пошел. Через силу, как будто его туда тянули. Несмотря на все свои сгоряча принятые решения и несмотря на то, что упорно пытался убедить себя, будто Ланочка умерла. Но чем ближе был момент встречи, тем сильнее у Романа билось сердце, как будто вело обратный отсчет. Он буквально места себе не находил. Так что даже Айка с Геной, глядя на него, довольно быстро отказались от всяких попыток отговорить его от этой последней встречи. Хотя в душе, конечно, оба были резко против, в этом даже сомневаться не приходилось.

И вот заветная скамейка уже видна! И Лана была уже там! Пришла чуть раньше, как и он сегодня. Он уехал с работы пораньше, с попутным водителем и пришел на встречу из дома. Но Лана, оказывается, его все же опередила.

По уже сложившейся привычке она ждала его со стороны набережной. А он подошел сбоку и мог отсюда видеть ее хрупкую фигурку на скамейке меж сосен, застывшую в напряженном ожидании. Вот она заметила какого-то прихрамывающего мужчину с тросточкой, идущего вдоль балюстрады. Дернулась, порываясь подняться ему навстречу. Но быстро осознала свою ошибку, с разочарованным видом откинулась назад и снова вся обратилась в ожидание.

Роман застыл, с трудом проглотив вдруг образовавшийся в горле комок. Сейчас, в эти минуты, когда она была уверена, что он ее не видит, ей не было нужды играть какую-то роль. Она могла позволить себе роскошь быть самой собой. И как же она его при этом ждала! Глядя на это, уже невозможно было сомневаться в том, как она к нему относится. Все было ясно, как божий день… но при этом весило едва ли меньше креста, несомого на Голгофу. Несомненно, она, эта подневольная рабыня, продаваемая ночами на набережной, тоже имела неосторожность его полюбить.

Отправляясь на это свое последнее свидание, Роман все никак не мог решить, как же ему начать свой разговор с Ланочкой, с каких слов, в каком тоне. Слишком уж противоречивые чувства обуревали его. И сострадание к этой маленькой беззащитной лгунье, и гнев на нее. И желание изобличить ее, уколов побольнее, чтобы тоже прочувствовала все испытанное им за эти дни. И в то же время он не хотел наносить ей неблагородно-жестокий удар. Но сейчас, когда он смотрел на эту фигурку, в нетерпении застывшую струной, все его метания показались ему такими жалкими, что впору было себя за них презирать. Роман до боли сжал рукоятку трости, глядя на Ланочку так, что она лишь чудом этого не почувствовала. А потом пошел, пошел к ней. Если бы мог, то и побежал бы, наверное.

Ожидавшая его появления совсем с другой стороны, она заметила его только тогда, когда он оказался у входа в сосновый шатер, раскинувшийся над скамейкой. От неожиданности она не успела обуздать свои чувства, позволив своему лицу на миг осветиться, будто солнечный луч по нему проскользнул. Но почти сразу скрыла все под привычной ей маской строгой наставницы. И сдержанно произнесла:

— Здравствуй, брат Роман!

— Здравствуй… Ланочка. — Он замер над ней, сидящей на скамейке, снова изо всех сил сжимая спасительную рукоять своей трости. — Здравствуй, малыш…

— У тебя что-то случилось? — быстро спросила она, рассмотрев его лицо. Судя по Ромкиным ощущениям, бледное и застывшее.

— Случилось, — выдохнул он. — Лана. Я пришел поговорить с тобой. Не как очередной лох с сектанткой, а просто как человек с человеком. Сможешь ты ненадолго скинуть с себя эту маску и просто выслушать, что я скажу?

Ее брови дрогнули, потом она посмотрела ему в глаза. И побледнела, прочитав все по ним без слов. Ничего не говоря, она отвела от Романа взгляд, вскочила и повернулась к своей торбе.

— Лана! — почти крикнул он, поняв, что она собирается просто уйти. Пока еще мог, ухватил ее за длинный рукав безликой и уродливой кофты.

— Что? — она так и застыла к нему спиной, не пытаясь вырваться, лишь тяжело дыша. — Ты ведь теперь все знаешь? То есть нам не о чем больше с тобой говорить.

— Есть о чем! — Ну что за дурак он был, когда пытался заранее спланировать их разговор! Это было, как свои действия на пожаре планировать, совершенно не зная, куда в следующий миг метнется бушующее пламя. Нет, такие разговоры ведутся только стихийно. И говорить нужно не разумом, а исключительно душой! — Да, я все узнал! Но мы ведь с тобой можем все изменить! Прямо здесь и сейчас! Для этого много не требуется! Просто брось тут эти свои брошюры, и пойдем со мной. Ко мне домой. Мои брат с сестрой тебя примут, это даже не обсуждается. И ты все забудешь, как страшный сон. Клянусь тебе, что даже пальцем тебя не трону, если ты сама этого не захочешь! И никогда в жизни тебя твоим прошлым не упрекну. Малыш, я никому тебя в обиду не дам! И не заставлю тебя пожалеть о сделанном выборе!

— Нет! — Когда он попытался ее обнять, она рыбкой извернулась в его руках, уперлась обеими ладошками ему в грудь. При этом проклятая трость выскользнула из пальцев Романа и полетела на землю. — Никогда! Это невозможно!

— Но почему? Почему?! Что тебя держит в этой секте? Как ты им вообще позволила втоптать тебя в эту грязь? Лана, одумайся!

— Нет! — Она все-таки вывернулась и отскочила от него на пару шагов, судорожно сжимая свою дурацкую торбу, которую успела-таки ухватить со скамейки. Теперь она вся дрожала, и ее голос прерывался всхлипами: — Никто меня никуда не втаптывал. Я просто живу там, где должна! Ты же ничего обо мне не знаешь. Но это моя кара, это моя расплата за совершенный грех! Я должна через все это пройти! Да, я падшая, я сама это знаю! Я служу нашей общине, где и как могу, словом и телом! И никто, даже я сама, не может знать, сколько светлых искр веры занесла я в души людей в самый момент своего и их грехопадения. Тогда, когда человек подсознательно стремится покаяться и наиболее восприимчив к Слову Божьему. А потом я расплачиваюсь за это, осознавая, кто я есть. Но это мой крест, я все это заслужила.

— Да чушь это все! Ланка, ну что ты такого могла сотворить, чтобы так потом за это казниться?! Ведь я же вижу, что ты собой представляешь на самом деле! Я всем нутром тебя, дуреху, чувствую! Сам бы не подумал, что такое бывает, а вот! И я уверен, что ты не способна на зло! Не на такое, за какое ты себя тут караешь!

Она содрогнулась, слушая его. Отступила на шаг назад, еще на один.

— Не уходи! — взмолился он.

Но она развернулась и побежала прочь. Ромка рванулся было за ней, но почти сразу был вынужден остановиться. Да и все равно бы не догнал. А тут еще и трость, что валялась сейчас на земле. Без нее он свободно мог разве что передвигаться по квартире с ее ровным полом, но не по городу. Нагнуться же за ней было невозможно. Потому что если он такое и проделывал, то как раз опираясь при этом на трость. Оставалось только стоять и, до боли сжав кулаки, беспомощно смотреть вслед убегающей Ланочке. Плачущей — он видел, как она то и дело вытирает на бегу слезы свободной рукой. Видел это до тех пор, пока она не скрылась за высокими туями, заслоняющими ведущий от набережной тротуар. Потом сделал два шага до скамейки и тяжело опустился на нее, ненавидя себя и свою инвалидность и чуть ли не все на свете заодно.