Лютер: Первый из падших - Гэв Торп

Гэв Торп

ЛЮТЕР. ПЕРВЫЙ ИЗ ПАДШИХ

То было легендарное время…

Великие герои сражаются за господство над Галактикой. Неисчислимые армии Императора Человечества покоряют звезды в Великом Крестовом Походе. Мириады инопланетных рас должны быть уничтожены могучими воинами Империума и вычеркнуты из истории.

Человечество стоит на пороге новой эры господства. В сверкающих цитаделях из мрамора и золота празднуют бессчетные победы Императора. Системы одна за другой возвращаются под Его владычество. На миллионах миров восславляют грандиозные деяния самых могущественных Его чемпионов.

Первые среди них — примархи, сверхчеловеческие создания, ведущие в битвах легионы Космического Десанта. Они неудержимы и великолепны, вершина генетических изысканий Императора. Космодесантники — лучшие воины из тех, что когда-либо знало человечество: каждый способен одолеть в бою сотню или даже больше неулучшенных солдат.

Много легенд рассказывают об этих невероятных существах. От залов Императорского Дворца на Терре и до самых дальних пределов Сегментум Ультима их деяния формируют будущее Галактики. Но возможно ли, чтобы их души никогда не ведали сомнений и не поддавались порче? Или искушение властью окажется слишком сильным даже для самых верных сыновей Императора?

Семена ереси уже посеяны, и до начала величайшей войны в истории человечества осталось всего несколько лет…

ИСТОРИЯ О ДОЛГОЙ НОЧИ

Он помнил, как разрывался мир.

Все происходило одновременно — калейдоскоп образов, пестрых и разрозненных. Небо пылало. Нет… это не огонь. Буря. Шторм из другой реальности, пожирающий Вселенную.

Боги требовали расплаты.

Он не ожидал, что она будет настолько… апокалипсической.

В его мысли ворвалась боль. Сильная. Острая.

Клинок вонзился ему в бок, и он закричал.

Он вскрикнул при воспоминании об этом. Бок больше не обжигало, но он чувствовал кровоточащую рану — такая же рана в небесах поглотила его армию.

Рука, державшая клинок, была нечеловечески сильной. Сильнее, чем он сам. Могущественнее, чем древние технологии, подарившие эту выносливость и долгую жизнь. Сильнее, чем воля богов.

Ею двигала ненависть, горевшая в глазах цвета зеленых лесов Калибана.

Потерянных лесов Калибана…

Все это было так давно…

Глаза полубога, полные ярости…

Стук сердца. Стук, подобный ударам грома; барабанный бой. Это его собственное сердце? Почему он ничего не видит? Он помнил, что раньше был зрячим, но сейчас вокруг царила тьма.

Ему улучшили зрение. Ночью он видел не хуже дикой кошки, а днем — ястреба. Одна из самых простых и в то же время эффективных операций. Можно ли воспринимать мир так, как он? Как выглядит Вселенная для существа, сотканного из науки и мифов?

Нет, барабанный бой шел не изнутри. Сердцебиение отдавалось в груди медленно и размеренно. Он чувствовал, как пульсирует кровь в сосудах шеи, в висках, в запястьях и бедрах. Никогда еще он не ощущал свое тело подобным образом.

Глухой стук издавали быстрые шаги по камню.

Глаза, усовершенствованные тайными знаниями Темной Эры, наконец-то приспособились к полумраку, выискивая малейшие источники света и уже рисуя образ. Слева лежала опрокинутая и перебитая пополам статуя рыцаря с поднятым в знак приветствия мечом. За ней виднелась обрушенная арка.

Менее чем в двухстах метрах, чуть пониже того места у подъема на рухнувшую стену, где он лежал, двигались огни — они приближались, вздрагивая в такт барабанящим шагам.

Слухом, также отточенным до сверхъестественной остроты, он различил еще один звук среди шороха песка и пыли, стука капель из разорванной трубы и скрипа оседающей каменной кладки. Механический хрип. По мере того, как огни разгорались все ярче, он отчетливее слышал гул электросхем.

Фонари доспеха потускнели, их освещение сменилось внезапным лазурным сиянием. Он машинально отпрянул. От резкого движения поврежденные ребра пронзило жгучим толчком боли, а едва затянувшаяся рана на боку вновь открылась.

Синий свет мерцал пару секунд, затем потрескивающее поле приняло в его глазах форму лезвия топора. Но цвет доспехов его обладателя никак не удавалось разглядеть. Темный… но черный или зеленый?

Запах.

Пот. Много крови. Скорее всего, его собственной. Запах выпущенных болтов и озоновый привкус лазерных разрядов и плазмы. Пахло битвой. Запахи, знакомые с детства.

Насыщенная смазка. Чужая. Не масла для технического обслуживания, которые использовал Орден, нет, это что-то другое. Приближался кто-то из другого мира. Он пах Марсом.

Один из воинов полубога.

Космодесантник замер у подножия крутого каменистого склона; остатки кладки хрустнули под ногой в сабатоне. Воин наклонился вперед, и в сиянии топора проявилось покрытое шрамами лицо с трехвильчатой бородой и темной щетиной на лысом черепе. Зрачки расширились от удивления:

— Лютер?

Имя прибавило ясности. Имена обладали силой, и эта сила вернула его в настоящее скорее, чем острые осколки камня, впивавшиеся в позвоночник. Голос был знакомым, но лицо поначалу оставалось загадкой. Он медленно осознавал увиденное, пока к незнакомцу подтягивались товарищи. Ясно, что пришедший — не из Ордена, а один из Темных Ангелов. Он не видел это лицо больше пяти десятилетий. Если мысленно стереть шрамы, исцеляя разрушительные последствия войн, как старых, так и недавних… Наконец он узнал его черты.

— Фарит? — его хриплый голос был чуть громче шепота. — Подожди… Мне нужно…

Воин сделал шаг вперед.

— Паршивый предатель!

Взмах топора. Вспышка голубого сияния…

Лютер пришел в себя оттого, что острые края металла впивались ему в запястья и лодыжки. Его приковали к стулу кандалами. Остатки доспехов с него сняли, оставив только жесткий кожаный килт, который он носил на тренировках без оружия. Бок перестал болеть. Паралич? От этой мысли сердце бешено заколотилось, но боль от кандалов на ногах тут же опровергла страшную догадку.

Значит, его исцелили. Но кто?

Открыв глаза, он увидел то самое лицо — последнее, что он запомнил перед тем, как опустился топор. Раз он все еще жив, должно быть, удар пришелся тыльной стороной. Паладин Фарит. Один из последних, кого Лев посвятил в Орден, еще до прибытия Первого Легиона. Хладнокровный убийца. Лютер не любил Фарита, но восхищался