Клиника «Возрождение» - Михаил Лукашов

спала. Она знала, что выглядит ужасно, но, похоже, уже стемнело, и ни одного человека вокруг не было. Однако она удивилась тому, что ей сейчас вообще есть до этого дело.

Они вышли в большой пустынный двор, обрамленный серыми высокими домами. Между ними влепилась неказистая пятиэтажка, которая почему-то показалась Малил милой. Туда Эд ее и повел. По центру дворика торчала большая старая сосна. Похоже, дерево давно умерло – хвоя или облетела, или пожелтела, а большинство веток отвалилось.

Когда они подошли к крыльцу, освещенному желтой лампой, Эд замер. Малил посмотрела ему в глаза и поняла, что он смотрит назад – в то место, которое они только что проходили. Она обернулась и увидела человека. Серую фигуру в плаще и шляпе. Постояв несколько мгновений, она пошла в их сторону. Медленно, но уверенно.

– Третий этаж. Квартира 37. Поторопись.

– Ты не пойдешь со мной?

– Я подожду в подъезде. Давай быстрее.

* * *

Малил и сама понимала, что должна торопиться, но что-то сковывало ее мысли и движения. Она чертовски медленно поднималась по ступеням на третий этаж. Так сказал Эд. Сама она ничего не помнила, но каждый шаг отдавался тревожным предчувствием. Когда она дошла до двери, ее уже била дрожь, а сердце бешено колотилось. Малил нащупала в кармане ключ, вставила его, повернула, и дверь со скрипом открылась.

Зеркала, мебель и окна покрывал толстый слой пыли. Поначалу горло начало садить, но спустя минуту Малил почувствовала, что дышать стало легче. Чем там, снаружи. Чем где угодно. Десять лет назад Эд закрыл дверь этой квартиры, и с тех пор сюда никто не заходил. Газ. Его не было. «Так просто. Стоило людям только захотеть, и они могли бы укрыться от этой заразы. Стоило им признаться себе, что мир не в порядке, и миллионы жизней могли быть спасены. Надо было просто открыть глаза…».

Из-под покрывала пыли на нее вопросительно смотрели ее вещи. Вернее, она знала, что они ее, но совершенно их не помнила. Малил простояла так минуту, с каждой секундой чувствуя себя все хуже. Глупо было прийти сюда. Она не узнавала ничего. От нее ничего не оставили в этой клинике. Выпотрошили дочиста, как рыбу. Скрипя половицами, она прошла в комнату. На полках их общие с Эдом фотографии. Она почувствовала, как нарастает волна отчаяния, выдохнула и закрыла глаза. Рука непроизвольно опустилась на полку и нащупала что-то холодное. Пальцы подсказали, что это был фарфоровый ангел. Одно крыло было отбито. В голове всплыла картина, как она зашла в комнату, нагнулась, чтобы разуться и случайно уронила статуэтку. Из темноты проступил образ комнаты – такой, какой она была, когда они с Эдвардом еще здесь жили. Едва она о нем подумала, как он появился в комнате. Он что-то говорил. Она сосредоточилась. Нет, не говорил – кричал.

«Мал, ничего уже не изменить! Понимаешь? Это просто случилось. Никто не виноват… ты не виновата. Возьми себя в руки и прекрати истерику… – он осекся. – Я понимаю, что это нелегко. Но этим людям ты ничего не докажешь… Я запрещаю тебе возвращаться туда!».

Она увидела себя со спины. Увидела, как Эд ловит ее и прижимает к себе. Она молча вырывается и идет к двери.

В углу стоял старенький аппарат EmpatWea. Такие уже давно не выпускали, они позволяли почувствовать то, что чувствовал другой человек путем нехитрого программирования обстоятельств его жизни и ввода его ДНК. Точнее, конечно, создавали иллюзию такого сопереживания, но ничего лучше в этом плане еще не придумали. Боже, неужели Эд пытался понять, что чувствует она? Это было приятно.

Малил нажала кнопку на аппарате, и он выдал порцию синего пара, вскружившего ей голову. Галлюциноген расслабил и в голове прояснилось. Аппарат завибрировал и заглох. Но ей этого было достаточно. Мозг усиленно заработал, и она вспомнила.

Ее внимание привлекла стоявшая в углу старая колыбель. Малил снова закрыла глаза и увидела себя. Хлопнув дверью, не разуваясь, прежняя она забежала в туалет. Она последовала за собой.

Пальцы от волнения не слушались, но ей удалось приподнять гнилую половицу. Под полом лежала заплесневелая коробка. Когда она ее достала, оттуда посыпались документы, заметки, фотографии. На одной из них она увидела себя вместе с Мартином. Они оба улыбались, и от ее улыбки веяло чем-то, от чего у нее в груди стало одновременно тепло и горько.

На другом фото она была запечатлена вместе с седым мужчиной в очках – старым, но очень представительным. Была подпись: «С любовью и гордостью от Дугласа». Она вспомнила, что фото было сделано незадолго до ее выпуска из университета. «Профессор Шаффер. Хорошо, что ты не дожил до момента, когда все полетело к чертям. Но к кому мне теперь идти? Что делать?». Подумав об этом, она вспомнила, зачем пришла. Первая разлинованная тетрадка, попавшая ей в руки, очевидно, была написана, когда все только случилось. На полях чернели многочисленные примечания Шаффера: «Ты уверена?», «Не согласен», «Близко», «Очень близко». В отдельной папке были документы из лаборатории. Там она нашла отчеты – не только свои, но и Берта и нескольких других людей, которых она уже не помнила. Там было все.

Не было никакого метеорита. Зато была ракета, которую военные взорвали в нижних слоях атмосферы, начиненная экспериментальным веществом. Разработанным ЕЮ веществом. Видимо, правительство хотело просто испытать это оружие. «Какая же я дура…». Она думала, что совершает прорыв в биохимии, а заодно – «пробирку массовой безопасности», которая так и останется стоять на полке в лаборатории. На всякий случай. Ей и в голову не приходило, что они захотят взорвать этим небо… Иначе она бы подумала о том, что при попадании в тропосферу этот адский коктейль из искусственно синтезированных веществ вступит в реакцию с кислородом. В цепную реакцию, которая превратит весь воздух на планете в ядовитую газовую камеру.

Она чуть не рассмеялась. «Черт, а ведь этот газ даже не может подняться выше. Он так и висит на высоте в десять-пятнадцать километров, а над ним светит солнце, как будто ничего не было». Ей вдруг стало понятно, почему ее держали в клинике, как опасного зверя. Если бы она вспомнила, это бы пошатнуло их построенный на самообмане мирок. Ей вдруг стало так плохо, что она с трудом удержалась от соблазна снова что-нибудь с собой сделать

Справившись с этим состоянием, Малил начала судорожно листать тетрадку, едва не вырывая истончившиеся листы. Среди черно-белых графиков и писанины она, наконец, наткнулась на нарисованные цветными карандашами