Замок тайн - Симона Вилар

– Стив! – всплеснула руками Ева, но молодой Гаррисон мягко ее остановил и сказал, что после того, что она сегодня учинила, ей вообще стоит держаться потише.

Для себя же Джулиан отметил лишь одно – несмотря на все происшедшее, они свободны. А значит, его король в безопасности.

Но он увидел, что Карл не сводит горящих глаз с раскрасневшейся, что-то доказывающей жениху Евы. Джулиан хорошо знал, что предвещает этот взгляд.

– О, сэр… – умоляющим голосом произнес он.

– Но ты ведь сам говорил, что путешествовать в воскресенье у пуритан не принято, – улыбаясь, пресек король слабую попытку спутника вразумить его.

В принципе, это был веский аргумент. Похоже, и Ева Робсарт склонила к тому же своего жениха. Стивен подошел к ним несколько сконфуженный, немного стыдясь той явной власти, какой обладала над ним леди Ева.

– Видимо, вам лучше задержаться до завтрашнего дня. Я прослежу за вашей безопасностью.

– Не стоит, сэр, – улыбаясь, пожал плечами Карл. – Лучше следите за безопасностью этих очаровательных леди. Хотя… ваши храбрые гвардейцы и так уже навели порядок. А то, что случилось, так это, как гласит пословица: где женщина и гуси, там не обходится без шума.

Джулиан негромко кашлянул, давая понять Карлу, что тот говорит сейчас как роялист, но Карл уже и сам это понял и, отвесив поклон, направился к выходу.

Уже у дверей он обернулся. Ева глядела ему вслед. Глаза короля и Евы Робсарт встретились.

Большое овальное зеркало в черепаховой с оловом раме было прикреплено к стене под небольшим наклоном, отражая богато обставленную комнату круглой формы – покои молодой женщины в башне старинного замка. Казалось, все в этих покоях дышало уединением, роскошью и негой. Но вот напротив зеркала распахнулась дверь, и Ева Робсарт почти вбежала в комнату, на ходу сбрасывая плащ на руки семенящей следом пухленькой горничной. Она кинулась к зеркалу и приникла к своему отражению: тонкие ноздри чуть подрагивали, лицо бледное, локоны развились и в беспорядке свисают вдоль щек. А красивые глаза так и горят!

– О боже мой!.. боже мой! – выдохнула она в лицо своему отражению, потом почти упала в кресло, тяжело дыша и не сводя с зеркала глаз.

Горничная, прижимая к груди плащ, плакала.

– О, миледи!.. Такой ужас! Как они посмели?! Вы – дочь барона Робсарта, а они…

Ева только что приехала, и служанка, узнав из скупых слов Стивена Гаррисона и Рэйчел, что случилось, была напугана до слез.

– О боже, боже, – всхлипывала она. – Я ведь чувствовала: что-то случится! Что-то дурное… Не стоило вам ездить к этим фанатикам в Уайтбридж.

– Поди вон, Нэнси, – раздраженно оборвала причитания горничной Ева. Она произнесла эти слова спокойно и без гнева. Мысли ее витали где-то далеко, ей просто необходимо было побыть одной.

Ее верная служанка даже опешила, не понимая, чем не угодила госпоже. Уже уходя, она взглянула на леди с укором.

В зеркале было видно, как за нею закрылась тяжелая дверь, но Ева Робсарт словно не заметила этого. Она глядела на себя так, будто видела впервые.

– Ты, – она прижала пальчик к зеркалу, – ты сегодня видела короля. Его величество Карла Второго Стюарта. И он спас тебе жизнь…

Она откинулась в кресле, закинула руки за голову, улыбалась, мечтательно глядя в сводчатый потолок над головой. Авантюрная жилка скоро заставила Еву опомниться. И именно это свойство натуры не давало ей покоя, кружило голову при одном напоминании, что спас ее сам король. Король-беглец, за голову которого назначена немыслимая награда – тысяча фунтов. Но это для плебеев все решают только деньги, а для нее, Евы, награда должна стать иной. Король здесь – и она ему понравилась! Всю дорогу домой Ева напряженно размышляла о происшедшем, невпопад отвечала на взволнованные вопросы Стивена о своем самочувствии.

И вот она дома, в Сент-Прайори. Уайтбридж, вместе с королем, остался позади, но она не могла успокоиться. Глупо. Разум говорил, что приключение окончено и ей остается только отвлечься, не будоражить себе душу помыслами о том, как восхищенно и жадно глядел на нее Карл Стюарт.

Она окинула взглядом покой. Сент-Прайори был старинным замком, возникшим на месте древнего бенедиктинского аббатства, которое досталось ее предкам во время роспуска монастырей при Генрихе VIII.[8]И хотя Сент-Прайори после этого перестраивали, он так и не утратил средневекового духа, напоминающего о былом существовании аббатства. Каменные стены, сводчатые потолки, стрельчатые арки дверей и окон – ото всего веяло стариной и основательностью. Но Ева была женщиной другого времени, и свои апартаменты в одной из башен старого аббатства она превратила в очаровательное гнездышко. Теперь это стала богато украшенная комната дамы, с изысканной мебелью в новом вкусе, с инкрустациями и резьбой; каменную кладку стен скрывали фландрские шпалеры ярких сочных тонов с тиснением; на двух больших стрельчатых окнах висели длинные портьеры из золотистого индийского штофа. Таким же штофом была убрана роскошная широкая кровать на возвышении, с резными столбиками по углам, поддерживающими пышный балдахин, с которого свисали богатые драпировки, соединенные позументом.

Ева глядела сейчас на всю эту роскошь едва ли не с отвращением. Она не любила Сент-Прайори. Ее тяготил старый замок с его тайнами и преданиями, где давно не было гостей, не играла музыка, где в запутанных коридорах, помнящих еще тихую поступь монахов, лишь изредка попадался кто-то из немногочисленной прислуги или спешила куда-то озабоченная Рэйчел. Вот для ее сестры Сент-Прайори всегда был истинным домом. Она никогда не задумывалась над страшным проклятием последнего аббата Сент-Прайори, которого ее предок, барон Джон Робсарт, выгнал из обители прямо на дорогу умирать в нищете, когда король Генрих дал ему аббатство в ленное владение. Тогда аббат проклял род Робсартов до седьмого колена, и с тех пор ни один из их семьи не дожил до спокойной старости, каждый умер при трагических обстоятельствах.

Начал эту страшную традицию сам барон Джон Робсарт, свалившись с лестницы и сломав себе шею. До нынешних дней сохранилось поверье, что его напугал призрак загадочного черного монаха, который выплыл к нему из пустынного прохода. С тех пор поговаривали, что черный монах неизбежно возникал перед каждым очередным владельцем Сент-Прайори незадолго до его кончины.

Правда, в последние годы призрак как-то позабылся. Настал новый век, о преданиях не хотелось думать. Старший брат Евы, Эдуард, даже посмеивался над старинной легендой. Но он почти не бывал в Сент-Прайори, так как в основном жил за границей. Однако и его постигла смерть, когда он приехал в Англию и, вопреки воле отца, стоявшего за парламент, вступил в войска Карла I. Он погиб в битве при Нэйсби, и мрачные пуритане положили его труп к ногам генерал-лейтенанта парламентских войск Дэвида Робсарта.