Папа, спаси меня - Ника Янг

— Пфф… И что? Не имею права в клуб зарулить? Тем более баба моя совсем деревянная последние дни. Пацан болеет, и она вся в нём, всё свободное время ему уделяет… Бесит уже. Ну так чё? Встретимся?

Я сжимаю трубку в руке, слушая скрежет пластика, который появляется от сильного нажима. У него сын болеет, а он говорит о деревянности жены? Да я бы сам не отходил от кроватки собственного ребёнка, а тут… Впрочем, не мне судить, детей у меня нет. И вряд ли появятся в ближайшее время.

— Лады. В нашем клубе, в десять.

— Тусанём, как в былые времена, Дикий! — оживляется Седой, а мне хочется дать ему в пятак, и я понимаю, что причина столь резкому негативу, пробуждающемуся к лучшему другу, кроется в бабе, которую он у меня увёл.

Мысли улетают в прошлое, в день нашей с ней ссоры… В день, когда в наших отношениях появилась трещина.

— Почему ты не сказал мне, что связан с криминалом? Почему? — колотила меня своими маленькими кулачками Малая, а я пытался успокоить её и прижимал к себе.

— Ну какой криминал? Ну ты чего? Это всё так… мелкое баловство.

— Мелкое баловство? Отец говорит иначе, — шмыгнула она носом и посмотрела мне в глаза.

Её отец… Этот гад точил на меня зуб. Толстосум, который сам сделал своё состояние на крови других, выстроил империю на костях своих товарищей. Я многое смог нарыть на её отца, но не мог рассказать всего Малой, потому что это её батя, человек, которому она доверяет, которого любит.

— Малая, твой отец меня не знает… Кто и что рассказал ему обо мне? Что он смог найти на меня? — постарался успокоить её я.

— Он знает о тебе всё. Всё-всё! Понимаешь? — она всхлипнула и прикрыла глаза руками. — Он сказал, что ты… Что ты… — она облизнула пересохшие губы и посмотрела мне прямо в глаза. — Что ты убийца…

— А ты развесила уши и поверила ему? Кому ты больше веришь? Ему или мне?

Меня тогда переполняло чувство обиды и горечи. Я не говорил Малой, чем занимался, потому что — да! Моя деятельность была связана с криминалом. Но точно не с убийствами. Я в жизни никого не убивал. Калечил пару раз — да. Но за дело.

— Я люблю тебя! — прижалась ко мне она и всхлипнула.

И вот теперь все её слова, все обещания о любви, все прикосновения… Всё это причиняет мне адовую боль, бьёт в самое сердце, кромсает на лоскуты всё хорошее, что когда-то было во мне.

Я снова падаю на кровать и засыпаю, потому что не хочу сегодня находиться в сознании как можно больше времени, всё равно движуха по бизнесу сейчас под контролем чётких пацанов, которым я доверяю больше чем себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Просыпаюсь я уже под вечер с дикой головной болью. Даже прохладный душ не помогает избавиться от этой боли и от возбуждения, которое накатали во сне, потому что там наша встреча с Малой оказалась куда более горячей, чем в реальности. В каких только местах мы с ней не… Я стараюсь не думать об этом и, обернувшись полотенцем, чтобы прикрыть добротное достоинство ниже пояса, иду на кухню. Включаю чайник, чтобы налить кофеёк, но мне звонит Седой и предлагает встретиться раньше.

— Случилось чё? Голос у тебя слегка на бабский смахивает… Попискиваешь немного, — хихикаю я.

— Станешь тут бабой и евнухом заодно… Да достала она меня. С женой поругались. Сказал ей пару ласковых и свалил из дома. Ты чё подъедешь пораньше? А то боюсь накидаюсь до важных обсуждений и соображать ничего не буду.

Я зависаю. В башке пульсирует его «сказал ей пару ласковых». Что он ей сказал? На каких тонах разговаривал с ней? Свободная рука сжимается в кулак. Если он поднимает на неё руку, я его урою… А я узнаю, как он с ней обращается. Непременно узнаю.

— Не вопрос. Встретимся в клубе.

Отключаю телефон и спешно иду к шкафу со своим старым тряпьём. Я уехал из города разочарований, чтобы снова вернуться и снова напомнить себе о пережитой боли. О страданиях, которые превратили меня на какое-то время в беспринципного урода.

Натягиваю чёрные джинсы и белую рубашку. Малая любила белый цвет: белые лилии, белые тюльпаны, белая одежда… Она мечтала о белоснежном свадебном платье… И надела его, но не со мной… запускаю пятерню в ещё влажные волосы и решаю, что на их сушку тратить время не стану — и так сойдёт.

Я еду в клуб, выжимая из тачки всё, чтобы поскорее увидеть ЕГО. Чтобы схватить гниду за грудки и вытрясти из него правду, выяснить, как именно он поговорил с ней. Вот только наша встреча оказывается иной — мы просто пожимаем друг другу руки и заказываем по парочке шотов текилы.

— Всё совсем сложно в семье? — осторожно спрашиваю я, опасаясь спугнуть.

— Не знаю. Пацан болеет, я же тебе говорил. Тонька около него целыми днями носится. Она даже ночует теперь в его комнате, а я как хрен с лысой горы — не нужен ей совсем. Бесит до невозможности.

— Правда? И как часто ты прикладываешь руку в разговорах с ней? — я щурюсь, глядя на него, жду его ответ и знаю, что одним ударом не ограничусь, если услышу то, что услышать не должен. Я его убью, а потом сяду. И урою любого, кто посмеет попытаться разнять нас.

— Не, Дикий, это так не работает. Я женщин и детей не бью. Пацанские правила. Если только бабу в постели, легонько… Ну плёточкой, например… — Меня начинает тошнить, когда я представляю их… В постели. С плёточкой. Уровень ярости зашкаливает, и мои глаза уже, наверное, светятся как два фонаря. — Но Тонька у меня немного овощ в этом плане… Её ролевые игры не интересуют… Мне в последнее время кажется, что я её вообще не интересую. Да и чёрт с ней… Одумается ещё, перебесится… Давай обсудим дела, Дикий.

Пока мы занимаемся тем, что он называет обсуждением дел, я уже прокручиваю в голове сотню планов о том, как снова встретиться с ней. Хочу увидеть её, убедиться, что он на самом деле её не бьёт, но в то же время не желаю этого, потому что понимаю, что она отравит меня своим ядом медленного действия. Снова.

— Вот это я понимаю тема! Давай уже выпьем за то, чтобы всё прошло на высшем уровне, Дикий! — радуется Седой, как ребёнок, когда мы, наконец, оговариваем все детали и решаем начать как можно быстрее.

— А что насчёт пикника? Я скоро уеду из города, а мы так и не успеем устроить встречу. Как серьёзно болен твой пацан?