Саперы - Артем Владимирович Драбкин

как и мины у них. Отличные мины у немцев, не то что наша деревяшка — ящик в семь килограммов.

Тут же, неподалеку, где немцы сидели, на мине подорвался наш танк. И танкист давай крутить. Я подошел, говорю: «Парень, так ты чего крутишь-то? Ты найдешь себе сейчас тут проблем». А ему хоть бы что. Я плюнул — задавит еще нафиг. Они ж пьяные, — вина и «жорива-то», хоть залейся. Как я сказал, так и вышло. Проход они, понимаешь, пытались сделать. Спросили бы у меня, я ж знал про него — там флажок стоял…

До сих пор не знаю, где мы тогда окопались. Какое-то село сожженное, возле леса. За ним дорога и церковь. А дальше этот треклятый большак Смоленск — Белый. Ну, встали мы в оборону. Тихо, спокойно, никого нет. Но к вечеру появился «кукурузник», начал кружить. Потом давай нас шерстить — «Э-э, ты что это по нам-то? Других нет?». Ладно, еще ракеты-то имелись немецкие. Один из наших ракету дал, тот улетел. Потом, значится, их танк из-за леса вышел, давай нас тут утюжить, но ничего…

К вечеру кричат: «Начальник, солдаты пришли!» А у меня даже и звания-то никакого не было. Какой к черту начальник.

— Какие еще солдаты, откуда?

— Из лесу.

— Сейчас иду!

Смотрю — двадцать три человека, все молодые ребята. Одеты в нашу русскую форму.

— А где оружие-то ваше?

— Все покидали, командир. Мы из плена, с окружения.

— Зачем оружие-то покидали, ребят? Куда я теперь вас дену? У нас у самих-то тяжело с этим делом. Сдавать вас надо.

— Не сдавай, командир!

— Какой командир, я сам-то только взятый.

— Так ты и командуй.

Так заставили меня командовать.

— Вы, поди, жрать хотите?

— Да.

— Паша, иди, накорми их. Только не сильно налегайте, ребята. Давно не ели?

— Четвертые сутки.

— Так вы откуда вышли-то?

— Не знаем, мы все лесом шли.

— Сейчас накормят вас. В этой траншее будете вместе с нами. Сегодня вас тут никто не тронет.

Семь суток мы стояли в обороне, ели горячую пищу, и никого из начальства не было ко мне…

На восьмые сутки вечером пришли нас менять — мужики с бородищами и с охотничьими ружьями, наши русские дядьки. По каким сусекам собирали их?

Говорю им:

— И что вы тут собираетесь делать?

Они говорят:

— Да ничего не будем. Сюда после вас никто не придет теперь.

С бородой не с бородой — сменили нас. Мы все собрались и пошли. С километр шлепали, вышли на полянку. Тут, значит, привал. Кто-то из ребят говорит:

— Сейчас кухня придет.

— Да ты-то откуда знаешь, что кухня придет? Мы уже семь суток на немецком обеспечении живем. А тут…

Потом пошел дождь, да такой, что ужас. Мы с другом по стаканчику коньячка выпили, консервами с маслицем закусили. Хорошо, что у немцев две палатки взяли — вот так в них и заночевали.

Утром пришел какой-то лейтенант:

— Кто командовал?

— Я командовал.

— Сколько вас?

— Не знаю сколько. Все мои. Одного только потерял.

— Я теперь буду командиром.

— Пожалуйста. Я ни от кого не принимал, поэтому и передавать не буду.

Ну, заночевали другой раз. Утром пошли на Белый. Там влево да три километра лесом. Обходили с тылу, потому как по дороге было нельзя, перекосят всех. В лесу дорогу как делали — с обеих сторон хлестали лес, мостили полотно через болото. Так же и в Калининской, и в Ленинградской области делали, чтобы проехать куда-то или подвести снаряды — делался деревянный накат в три бревна и скреплялось все это дело скобами. И тут уж смотри не разевай рот, водитель, — машина только-только идет. И если сорвалась она с настила, то уж обязательно опрокинется вниз. Считай, ее надо поднимать, опять ставить на настил. Там были стре́лки, конечно, но редко. Абы как ездили. Так же жили, так же и воевали…

Вот поперли мы снова на тот Белый. Дали нам в поддержку два танка КВ. Когда мы подошли, они уж нас дожидались. С соседней стороны не знаю, кто шел. У меня эти танки двинули, по паре снарядов саданули, и в кусты. Мы до половины города дошли, и что… ни гранат, ни… ничего нет. У меня же тогда была десятизарядная СВД, с коробкой…

Капризная?

Да не, не капризная, она ржавая. Открутишь, а там… Вот с каким оружием воевали.

Немцы в Белом упорно сопротивлялись?

А немцев я там ни одного не видал. В том районе города никого не было. Вот мы до половины города дошли, я ребятам говорю:

— Вы тут пока посидите, а я к танку сбегаю.

К танку прибежал, а они мне:

— А ты что за хрен?

У меня ж документов нет.

— Так кто-кто, с пехоты, мать ети…

— Не имею права тебе подчиниться. И к тому же у меня всего лишь четыре снаряда. Это железный НЗ. Я не могу их выпустить без приказа генерала. Понял?!

А какой из меня генерал. Ну и тут он (враг), конечно, нам… Только я прибежал — опять зашевелились, началась их артподготовка. Вышибли нас оттуда немцы к х… И вот в городе при отступлении осколком садануло меня. Все рассадило — дырка 12 на 8. Разорвало так, что «шульники» раскрылись напополам к е… матери. Спасибо, две девушки, молодые-маленькие, вытащили меня. Потом какое-то время один я шел. Потом сидел под елкой. Ребята меня там перевязывали. Смотрим — мимо нас 24-й год идет на подмогу. (Призывники 1924 года рождения. — Прим. С.С.) Говорю им: «Идите, ребята, сейчас вас тоже перемесят». Так и вышло. А среди них один парень-то был знакомый, из той же деревни, где я жил. Гляжу — он тоже меня узнал. Его оттуда из-под Белого прямиком сразу домой привезли — покалеченным. А я под той елкой сидел до восьми часов, пока не приехала бричка. Втроем втащили меня на нее. Та бричка через бревна скачет. Как раненому ехать? Говорю им:

— Вы хоть бы чем-нибудь мягоньким мне постлали.

— Да как мы тебе постелим? Видишь, все в воде, как ты на мокрое ляжешь?

Вывезли оттуда. А вдоль дороги уже столько нашего пораненного брата лежит. Железкой нас той же дорогой повезли назад. Сгрузили прямо в лес. Всех кучей свалили, и мы лежали до темноты. В потемках подогнали другие вагоны, нас в них туда затолкали-покидали и повезли в Старую Торопу. Только приехали, только всех выгрузили из вагона — налетели немцы и снова давай утюжить, добавлять нам. Друг был,