Ваал - Роберт МакКаммон

Джо кивнул.

Терри сказала Мэри Кейт:

— По-моему, это чудесно. Надеюсь, Джо не слишком огорчился.

— Доброй ночи, — сказал Паркс, подталкивая жену к выходу, и Мэри Кейт закрыла за гостями дверь.

Она прислонилась спиной к стене и смотрела, как Джо кивает в ответ на последний вопрос Кеннета.

— Месяц? — спросил он наконец, не глядя ей в лицо и внимательно изучая красные капли, медленно сползавшие по стене. — Целый месяц, а ты молчала?

— Я не знала, как…

Джо впился в Мэри горящими глазами. Из-за его плеча на нее так же сердито смотрел Кинг-Конг.

— Этого не может быть. Разве что ты врала мне, будто принимаешь таблетки. Ты мне врала, сознайся. Черт подери!

— Нет, — тихо проговорила она. — Я не врала.

— Теперь это не имеет значения! — Джо снова разозлился. Он сделал шаг вперед, и Мэри Кейт, холодея от ужаса, поняла, что попала в ловушку между ним и стеной. Джо срывался не в первый раз. Однажды после жаркого телефонного спора с ее отцом из-за денег он вырвал телефонный провод из стены и грохнул аппарат об пол, а потом смел лампу со стола и начал громить квартиру, и тогда Мэри Кейт ушла из дома и два или три дня бродила по городу, покуда полицейский не нашел ее в парке. Она всегда боялась бурных проявлений мужнина гнева, хотя он ни разу не поднимал на нее руку. Сейчас его воспаленные глаза злобно блестели.

— Я хочу знать, — громко сказал он прерывающимся голосом, — когда именно ты решила, что у нас будет ребенок?! Я хочу знать, когда ты решила забыть обо всем, что я вколачивал в твою дурацкую башку!

— Я все время принимала таблетки, — ответила Мэри Кейт. — Все время. Честное слово.

— Врешь! — заорал он, и это было как пощечина. Мэри Кейт вздрогнула и затаила дыхание. Джо потянулся к пепельнице, керамической чаше, которую подарил им на свадьбу один из ее дядей, и хотел было запустить ею через всю кухню, но, ощутив в руке ее тяжесть, передумал. Он понял, что, превратив пепельницу в черепки, никак не избавится от горького разочарования, а главное, от убеждения, что Мэри Кейт окончательно и бесповоротно преступила границы дозволенного. Он выпустил пепельницу из руки и стоял, тяжело дыша, слишком смущенный и злой, чтобы что-нибудь предпринять.

Мэри Кейт почувствовала, что напряжение спало, и торопливо, пока муж вновь не вскипел, проговорила:

— Клянусь тебе, я ни разу не забыла принять таблетки. Я сама ничего не понимаю. Недели две назад я почувствовала, что надо провериться, и врач объяснил мне, в чем дело. Я вынула из ящика счет раньше, чем ты его обнаружил, и заплатила сама.

— Твой врач ошибся! — сказал Джо. — Ошибся!

— Нет, — ответила Мэри Кейт. — Никакой ошибки нет.

Он медленно опустился на диван и закрыл лицо руками.

— Ты не могла забеременеть, если только не… Черт. О Боже. Мэри Кейт, у меня нет таких денег. Я не потяну. Слышишь, не потяну!

Мэри ждала. Убедившись, что гнев Джо утих, она подошла и, бесшумно опустившись на колени у ног мужа, прижалась щекой к его руке.

— Мы можем занять денег. Может быть, у отца.

— Ну да, как же. Он мне и десяти центов не даст!

— Я поговорю с ним. Нет, серьезно.

Джо пожал плечами. Чуть погодя он сказал:

— Ты поговоришь с ним?

— Мы займем у него денег, и все уладится, — ответила Мэри Кейт. — Конечно, будет тяжело. Мы знаем, что будет. Но ведь другие заводят детей, и ничего. Экономят каждый грош, но живут, Джо.

Он отнял руки от лица, посмотрел на ее невинное лицо с огромными глазами, и пояснил, не разжимая губ:

— Я не имел в виду расходы на ребенка, Мэри Кейт. Я говорю о деньгах на аборт.

— Черт тебя побери! — крикнула она, отшатываясь и заливаясь слезами. — Никакого аборта! Никто на свете не заставит меня пройти через это!

— Решила доконать меня? — с горечью выкрикнул он. — Вот чего тебе надо! Хочешь меня уничтожить!

— Нет, — процедила Мэри Кейт сквозь стиснутые зубы. — Никаких абортов. Я не шучу. Мне все равно, что от меня потребуется. Буду работать в две смены, днем и ночью. Продам свою кровь, свое тело. Плевать. Никаких абортов.

Джо посмотрел жене в лицо и беззвучно пошевелил губами. Слова не шли с языка. Мелькнула мысль: не это ли заставляет мужчин навсегда уходить из дома, не эта ли нежданная и страшная сила, которая пришла к Мэри Кейт вместе с осознанием того, что она носит в утробе дитя? Король умер — да здравствует королева. «Но, черт подери, когда это я умер? — спросил он себя. Два года назад? Минуту назад? Когда?»

Что-то высвобождалось из самой сердцевины костей и тканей Мэри Кейт и, подхваченное током крови, проступало у нее на лице. Оно исказило ее черты и зажгло в глазах злобный звериный огонек. Мэри сказала:

— Ребенок мой.

Джо отпрянул к спинке дивана, безотчетно стремясь увеличить расстояние, отделявшее его от этой женщины, блестевшей в темноте белыми зубами, увенчавшей его черным терновым венцом поражения. Ее лицо, безжизненное и одновременно непреклонное, как древняя маска смерти, проникло в мозг Джо, зависло там, точно марионетка, и заплясало мрачной тенью той, кем эта женщина была всего несколько мгновений назад. К своему удивлению, Джо вздрогнул. Мертвым, невыразительным голосом он произнес:

— Ты меня доконаешь, Мэри Кейт. Не знаю, зачем тебе это надо, но доконаешь. И еще этот ребенок. Последний гвоздь в крышку гроба.

— Ну и черт с тобой, — ответила она.

Мэри встала и повернулась к нему спиной. Ее глаза, отраженные в оконном стекле, смотрели яростно и непримиримо. У меня будет ребенок, сказала она ветру, шелестевшему газетами на улице внизу. Теперь никто на свете не отнимет его у меня. Она стояла так и вдруг почувствовала, что рядом с ней кто-то есть. Его тонкая бледная рука притронулась к ее плечу и обожгла, точно раскаленное клеймо.

У меня будет ребенок.

Ребенок родился в конце ненастного марта, когда ветер швырял снежные хлопья в окно палаты Мэри Кейт. И до, и после родов, уже уезжая на каталке по линолеуму больничного коридора в палату, она слышала вой бури.

Ребенок, мальчик с мелкими, плоскими чертами лица и пронзительными, пытливыми голубыми глазами, которые, знала Мэри Кейт, со временем непременно потемнеют, не был красив. И все же она с благодарностью приняла ребенка из рук сиделки и поднесла к груди, чтобы покормить. Ребенок вел себя очень спокойно, почти не шевелился и только пытался поймать крохотными кулачками ее набухшую грудь.

Имя, которое Джо выбрал для ребенка — Эдвард, в честь малоизвестного английского поэта — ей не понравилось, и она решила дать сыну имя, переходившее в их семье из поколения в поколение. И вот в свидетельстве о рождении, невзирая на слабые протесты Джо — Джеффри-де зовут его двоюродного брата, которого он терпеть не может — записали: «Джеффри Харпер Рейнс».