Рождественская шкатулка - Ричард Пол Эванс

Портьеры в маленькой гостиной были плотно задернуты, а свет погашен. Обе женщины сидели, освещенные пламенем камина, и о чем-то едва слышно переговаривались. Негромкий голос Мэри звучал мягко и успокоительно. Заметив мое присутствие, она подняла голову.

— Ричард, ваша жена задала весьма интригующий вопрос. Она только что спросила, какое из моих чувств Рождество затрагивает сильнее всего.

Я присел к столу.

— Мне нравится все, связанное с Рождеством, — продолжала Мэри. — Но в особенности — звуки. Звон колокольчиков уличных Санта-Клаусов, записи любимых праздничных мелодий, искренние детские голоса, исполняющие рождественские гимны. Шум центральных улиц становится иным. А как вкусно шуршит бумага в магазинах, когда упаковывают подарки! Люди становятся приветливее, и любой незнакомец может поздравить вас с Рождеством. И конечно же, непередаваемая прелесть рождественских историй. Мудрость Диккенса и других писателей, умевших просто и задушевно рассказать о Рождестве.

Она умолкла на несколько секунд.

— Да, я люблю звуки этого времени года. Даже в этом доме все звучит по-другому. Наверное, женщин Викторианской эпохи я тоже поняла и полюбила благодаря Рождеству.

Я был целиком согласен с Мэри, но промолчал.

— Сейчас уже не строят таких домов, как этот, — задумчиво произнесла она. — Вы обратили внимание на двойные входные двери? Как по-вашему, зачем они сделаны?

— Чтобы сберечь тепло, — предположил я.

Мэри улыбнулась и покачала головой.

— Не забывайте: эти дома строились, когда телефонов вообще не было либо они были редкостью. Я ведь достаточно стара и помню те дни.

Мы тоже улыбнулись.

— Внешние двери показывали посетителям, расположены хозяева принимать сегодня гостей или нет. Если двери открыты, можно смело звонить в звонок. А если закрыты — значит, хозяева не настроены никого видеть. Так вот: на все время рождественских праздников внешние двери оставались открытыми. — Мэри рассмеялась с оттенком грусти по ушедшим временам. — Наверное, вам это кажется полнейшей чушью… Впрочем, я отклонилась от темы нашего разговора. Скажите, Ричард, а какое из ваших чувств сильнее всего откликается на Рождество?

— Вкус! — выпалил я, желая пошутить.

Кери закатила глаза. Возможно, в другом месте шутка удалась бы, но в маленькой гостиной она оказалась плоской и неуместной.

— Беру свои слова назад. Меня всегда завораживали запахи Рождества. В младших классах мы делали рождественские гирлянды. Достаточно было добавить туда несколько капелек гвоздичного или апельсинового масла, и гирлянда пахла долго-долго. Я и сейчас помню этот запах. А запах рождественского эля или какао со сливками, особенно когда за окном холодно! Ароматические свечи. Еще помню запах промокших кожаных сапог, когда мы с братьями возвращались после катания на санках. Запахи Рождества — это запахи детства.

Мои слова погрузили всех нас в сладостные рождественские воспоминания.

Мэри тихо кивнула, будто я сказал что-то мудрое.

* * *

Наступило шестое декабря. До Рождества оставалось две с половиной недели. Как всегда, я поехал утром на работу, а Кери занялась домашними делами.

Оставив тарелки мокнуть в кухонной раковине, она спустилась вниз, чтобы побеседовать с Мэри за чашкой мятного чая. Но маленькая гостиная, где Мэри читала по утрам, была пуста. Хозяйка особняка куда-то исчезла. В кресле лежала ее Библия — та самая третья Библия, о существовании которой мы только слышали, но саму книгу никогда не видели. Она была раскрыта на Евангелии от Иоанна. Кери осторожно взяла Библию в руки. Чувствовалось, эта она старше тех двух Библий. Ее шрифт отличался изяществом и больше напоминал готический. Кери стала разглядывать страницы. Казалось, эта книга когда-то испытала на себе пагубное действие воды. На некоторых страницах шрифт был размыт. Кери провела ладонью по раскрытой странице. Бумага была влажной! Но не от воды. От слез, пролившихся из глаз читательницы. Кери снова пролистала страницы и теперь поняла: все разводы на бумаге — это следы слез. Из-за них во многих местах бумага покоробилась. Кери вернула Библию в кресло, вышла в коридор и поняла: Мэри покинула дом! Вешалка, где всегда висело ее вязаное пальто, была пуста. Кери подошла к внутренним дверям. Они были приоткрыты, но что еще удивительнее — не заперты были и внешние двери. Оттуда намело снега, который успел растаять, и теперь по мраморному полу растеклась грязноватая лужица. Неожиданный уход хозяйки дома встревожил Кери. Мэри редко выходила из дома раньше полудня и всегда заранее сообщала, куда направляется и когда вернется. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Кери поднялась наверх, вымыла посуду и занялась другими делами. Примерно через час хлопнула входная дверь. Кери опрометью бросилась вниз и увидела Мэри, промокшую и дрожавшую от холода.

— Мэри! Где вы были? — спросила Кери. — Вы же совсем продрогли!

Мэри отрешенно поглядела на нее. Глаза хозяйки были красными и воспаленными.

— Со мной все в порядке, — торопливо пробормотала она и скрылась у себя.

После обычного позднего завтрака Мэри вновь надела пальто.

— Как? Вы опять уходите? — удивилась Кери.

— Да. Мне надо отлучиться, — не вдаваясь в подробности, ответила Мэри. — Возможно, вернусь поздно.

— К какому времени мне готовить ужин? — спросила Кери.

Мэри не ответила. Она вновь отрешенно взглянула на Кери и вышла на колючий морозный воздух.

Домой Мэри вернулась лишь в половине девятого вечера. К этому времени беспокойство Кери переросло в сильную тревогу. Каждые несколько минут она выходила на балкон — посмотреть, не возвращается ли Мэри. Волнение жены передалось и мне. Насколько я успел узнать характер нашей хозяйки, Мэри нельзя было назвать ни экстравагантной, ни чудаковатой. Вероятно, с ней что-то случилось, и нам оставалось лишь ждать ее объяснений, если она захочет их дать. На вопрос, будет ли она ужинать, Мэри покачала головой, но сказала, что минут через сорок приглашает нас на чай.

Сначала чаепитие протекало в тишине. Затем Мэри поставила чашку на стол.

— Уверена, что мои сегодняшние действия показались вам, мягко говоря, странными. Я была у своего врача. Мне нужно было узнать причину головных болей и головокружений, мучивших меня в последнее время.

Затянувшаяся пауза намекала на то, что сейчас мы услышим не самые приятные новости.

— Врач сказал, что у меня в мозгу обнаружили опухоль. Она достаточно большая и продолжает расти. Ее местоположение не позволяет сделать операцию.

Мэри глядела мимо нас, однако ее слова звучали на удивление спокойно.

— Врачи бессильны мне помочь. Я дала телеграмму брату в Лондон. Я решила, что вы тоже должны это знать.

Кери порывисто обняла Мэри. Я обнял их обеих. Мы застыли, не находя слов.

* * *