Рождественская шкатулка - Ричард Пол Эванс

Возможно, отрицание — это необходимый механизм, позволяющий людям справляться с ударами судьбы. Неделя, затем вторая прошли без происшествий, и у нас с Кери появились благодушные надежды. Возможно, все обойдется. Врачи склонны драматизировать ситуацию. А вдруг они ошиблись? Нам, как детям, хотелось, чтобы под Рождество произошло чудо: проклятая опухоль рассосалась и Мэри поправилась. Расплатой за наши иллюзии стало возвращение ее головных болей. Реальность била по нам с безжалостностью холодного декабрьского ветра. В поведении Мэри обозначилась еще одна странная перемена: похоже, ее раздражала моя погруженность в работу. Она постоянно отвлекала меня каким-нибудь вопросом. Конечно, проще всего было бы после ужина уйти на второй этаж и заниматься делами там, но из уважения к хозяйке я оставался в маленькой гостиной.

— Ричард, вы когда-нибудь задумывались о том, каким был первый рождественский дар? — спросила она меня в один из таких вечеров.

Сложная цепочка расчетов, которые я производил в уме, распалась.

— Честно говоря, не задумывался, — ответил я, отрываясь от расходной книги. — Вероятно, золото, ладан или смирна. Если последовательно, то золото.

Чувствовалось, что Мэри недовольна моим ответом.

— В воскресенье я обязательно посмотрю, что об этом говорит Библия, — пообещал я, надеясь, что это понравится ей больше.

Мэри неподвижно сидела в кресле.

— Это отнюдь не праздный вопрос, — с непривычной твердостью в голосе сказала она. — Понимание первого дара Рождества очень важно.

— Конечно, Мэри. Но не именно сейчас.

— А откуда вы знаете, что важно именно сейчас? — резко спросила она, после чего встала и покинула комнату.

Я опешил. Я понимал, что болезнь порой сильно меняет характер человека, но вдруг почувствовал себя школьником, которого отчитали за невыученный урок.

Перед тем как лечь спать, я спросил у Кери, знает ли она про первый дар Рождества.

— Первый дар? — сонным голосом повторила она. — Это что, вопрос на засыпку?

— Не думаю. Мэри спросила меня об этом и очень огорчилась, когда я не ответил.

— Будем надеяться, что завтра она не спросит меня, — зевая, сказала Кери и перевернулась на другой бок.

Я лежал, размышляя о первом даре Рождества, но постепенно сон взял свое. Я уснул, и мне опять приснился ангел.

* * *

На следующее утро, за завтраком, мы с Кери обсуждали вчерашний всплеск недовольства Мэри.

— Думаю, это все-таки вызвано раком, — сказал я.

— Что именно?

— Я имею в виду мозг Мэри. Похоже, она начинает терять рассудок.

— Мэри не теряет рассудок, — возразила жена. — Она соображает не хуже нас с тобой.

— Ты уверена? — спросил я, защищая свою позицию.

— Я провожу с ней целые дни. Я бы сразу заметила.

— Тогда почему она отвлекает меня от работы? Почему задает эти странные вопросы?

— Рик, по-моему, она пытается тебе что-то сказать. Но не напрямую. Натолкнуть тебя на какую-то мысль. — Кери достала из шкафа банку с медом и поставила на стол. — Таких открытых и добросердечных людей, как Мэри, я никогда не встречала. Наверное, тут другая причина… Скажи, у тебя нет ощущения, что Мэри что-то скрывает?

— Например?

— Что-то трагическое. По-настоящему трагическое. Нечто такое, что неузнаваемо изменяет человека и его взгляды на жизнь.

— Не понимаю, о чем ты.

Неожиданно в глазах Кери блеснули слезы.

— Я сама не все понимаю. Но что-то есть. Ты когда-нибудь видел третью Библию, которую Мэри читает в маленькой гостиной?

Я покачал головой.

— Там на страницах — следы пролитых слез. — Кери отвернулась, собираясь с мыслями. — Думаю, мы не просто так попали в этот дом. Мэри все время пытается тебе что-то сказать. А ты не слышишь.

Разговор с Кери сбил деловой настрой моих мыслей и пробудил любопытство. Пора было ехать на работу, а я стоял у окна и глазел на заснеженный двор. И вдруг напротив я заметил нашего соседа Стива, который чистил от снега свою машину. Может, он мне что-то подскажет? Я побежал на чердак, открыл рождественскую шкатулку, извлек оттуда первое письмо и осторожно спрятал в карман. Затем выскользнул из дома и направился к Стиву. Мы приветливо поздоровались.

— Скажите, Стив, вы давно знакомы с Мэри?

— Считайте, почти всю жизнь.

— Мне нужно вас кое о чем спросить.

Мой серьезный тон заставил его отложить щетку.

— Вопрос касается Мэри. Вы же знаете, она нам стала как родная…

Стив кивнул.

— Нам с женой показалось, что Мэри чем-то встревожена. Мы хотим ей помочь, но не знаем, как и чем. Кери думает, что она от нас что-то скрывает. Если это действительно так, похоже, я нашел ключ. — Я достал письмо. — Это одно из писем, которые я нашел на чердаке, в рождественской шкатулке. По-моему, это любовные письма. Может, они прольют свет на тайну Мэри?

— Позвольте взглянуть на письмо.

Я подал Стиву пожелтевший листок. Сосед внимательно прочитал его и вернул мне.

— Это любовные письма, но не к возлюбленному. — Такой ответ Стива еще сильнее меня запутал. — Завтра сочельник. Я приглашен к Мэри. Давайте встретимся раньше, часа в три, и я вам кое-что покажу. Думаю, это все объяснит.

Я обрадованно кивнул.

— Отлично.

Пока я убирал письмо, мне вспомнился вопрос Мэри.

— Стив, а вы когда-нибудь задумывались о том, каков первый дар Рождества?

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— Из любопытства. До завтра.

Я добрался до своей машины и поехал на работу.

Напряженные рабочие дни стали нормой. С утра я помогал нескольким будущим невестам подобрать платья из тафты, показывая образцы. Женихи были не менее придирчивы, чем невесты. Они долго решали, какой галстук подобрать, рубашки с какими манжетами надеть. Я делал обмеры, показывал образцы и едва успевал заполнять бланки заказов. У последней пары свадьба намечалась многолюдная, и я буквально вспотел, записывая их пожелания. К счастью, все было выполнимо. Жених вручил мне задаток. Я поблагодарил за то, что они обратились в нашу фирму, и мы распрощались. Только тогда я заметил еще одного посетителя: молодой человек терпеливо дожидался, когда я освобожусь.

— Добрый день. Чем могу служить? — спросил я.

Посетитель переминался с ноги на ногу. Я привык, что людям надо собраться с мыслями, и не торопил его.

— Мне нужен костюм для пятилетнего мальчика, — наконец сказал он.