Убийственный возраст - Геннадий Сорокин

В дверь позвонили. Не дожидаясь хозяев, Козодоев щелкнул замком, впустил гостью.

– Привет! – поздоровалась с ним Кайгородова. – Как наш больной?

– Здесь я! – одетый в домашнее трико и футболку с короткими рукавами, Михаил вышел в коридор.

– Ну, я пошел, – не скрывая неудовольствия, попрощался с Быковым Сергей.

Приятель или не заметил перемену в его настроении, или сделал вид, что не заметил. С приходом Кайгородовой он ожил, сбросил оковы мучившей его ангины, повеселел.

«Какой он лицемер! – раздраженно подумал о друге Козодоев. – При мне умирал от тяжелой болезни, с дивана подняться не мог, а как Ленка пришла, так махом выздоровел!»

На улице Козодоев глубоко вдохнул, поперхнулся морозным воздухом.

– Что за погода! Хуже, чем в январе! – Сергей отер рукой губы, поднял воротник пальто, спрятал нос в шарф и поспешил домой.

В сентябре 1981 года бравый выпускник Высшей школы МВД Игорь Ефремов помог донести сухонькой старушке тяжелую сумку с покупками. Просто так помог, без всякой задней мысли. Растроганная таким участием незнакомого молодого человека, старушка пригласила Игоря в гости. Они попили чай, познакомились. Старушку звали Ефросинья Ивановна, ей было почти семьдесят лет. Жила она одиноко, пенсии едва хватало, чтобы сводить концы с концами.

Через несколько дней Игорь вернулся к Ефросинье Ивановне с интересным предложением.

– Тетя Фрося, – старушка настояла, чтобы Ефремов обращался к ней именно так, – я работаю в уголовном розыске, и мне для встречи с секретными агентами нужна тихая, укромная квартира. Такая, как ваша.

– Ой, господи! – испугалась старушка. – Во что же это ты меня втянуть хочешь?

Игорь охотно объяснил:

– Раз в неделю вам нужно будет уходить из дома, предоставляя мне квартиру на час-полтора. За эту услугу я выбью с начальства премию – каждый месяц по двадцать рублей. Два червончика к пенсии лишними не будут?

Ефросинья Ивановна согласилась не раздумывая. Ей не столько были нужны деньги, сколько сам Игорь, терпеливо выслушивавший ее жалобы на соседей, на здоровье, на родственников, совсем позабывших о старой больной женщине. Пенсионерка отдала Ефремову второй комплект ключей от квартиры, а он, выполняя свои обязательства, раз в месяц приходил, нагруженный продуктами, пил чай с хозяйкой и, уходя, оставлял на тумбочке две десятки. Зимой Ефросинью Ивановну положили в больницу, в кардиологическое отделение. Игорь каждый день навещал больную, достал ей редкое лекарство.

– Какой у вас внук заботливый! – восхищались санитарки. – Он не женатый?

– Молод он еще семьей обзаводиться, – неохотно отвечала Ефросинья Ивановна. К своему стыду, о семейном положении Ефремова она ничего не знала.

В четверг, 20 ноября 1982 года, Ефремов пришел на конспиративную квартиру около трех часов дня. На кухонном столе Ефросинья Ивановна оставила для него записку:

«Игорек! Врач выписала мне лекарство, но сразу же предупредила, что достать его можно только по блату. Ты поможешь? т. Фрося».

Рядом с запиской лежал рецепт и пять рублей одной купюрой. Ефремов забрал рецепт, деньги оставил на месте. В конце записки он написал ответ: «Постараюсь».

В ожидании агента, завербованного под псевдонимом Жаба, Игорь поставил на плиту чайник, закурил, сбрасывая пепел в раковину. Ровно в три часа он посмотрел в окно и улыбнулся. По узкой тропинке через заметенный снегом двор к нему на тайную встречу шла Наташа Голубева, она же секретный агент Жаба.

Наташу Ефремов завербовал в самом начале лета. В тот день Голубева с подругами отмечала окончание девяти классов и так напилась, что не могла сама дойти до дома. Ее, пошатывающуюся и плохо соображающую, куда идти, привез в райотдел наряд патрульно-постовой службы. С первого взгляда оценив перспективы предстоящего сотрудничества, Игорь отобрал девушку у инспектора по делам несовершеннолетних и увел к себе в кабинет. Выбившаяся из сил Голубева мирно уснула на продавленном диване, а Ефремов сел за стол охранять ее сон. В полночь он попытался растолкать девушку, но тщетно. Она спала как убитая.

Действуя уверенно и четко, Игорь снял с Голубевой джинсы, повернул ее на бок так, чтобы с определенного ракурса одновременно просматривалось лицо девушки и ее ягодицы в белоснежных плавках. Оценив со стороны свою работу, Ефремов позвал в кабинет эксперта-криминалиста с фотоаппаратом.

– Сделай несколько кадров так, чтобы хорошо было видно ее лицо, – попросил он.

– Ты что, Игорь! – запротестовал эксперт. – Ты посмотри, у нее же задница голая! Как я тебе ее сфотографирую? Нас же потом за изготовление порнографии привлекут!

– Запомни! – властно и авторитетно заявил Ефремов. – Порнография – это всегда половой акт. А это, – Игорь рукой указал на ягодицы девушки, – это совсем не то, что ты думаешь. Это не эротика и не порнография. Это изделие советской легкой промышленности под названием «трусы женские хлопчатобумажные». Суть уловил? Нашими законами не запрещено фотографировать нижнее женское белье, хоть на девушках, хоть без них.

Эксперт, используя вспышку, отщелкал несколько кадров и уже собрался уходить, как Голубева зашевелилась, изогнулась всем телом, свесила голову на пол. Рвало Наташу минут пять. Извергнув из себя скудное содержимое желудка, она повернулась на другой бок и засопела.

– Отлично! – восхитился Ефремов. – Захотел бы такую композицию создать, не знал бы, как сделать. А ну-ка, красавица, повернись на этот бок!

Игорь развернул Голубеву, и эксперт сделал еще несколько снимков, захватив в кадр лицо девушки, обтянутые плавками ягодицы и мерзкую лужу на полу. Через пару часов он принес Ефремову отпечатанные фотографии.

– Держи, – сказал эксперт, – только никому не говори, что я принимал в этом участие.

Посмотрев на снимки, Игорь восхитился:

– Мастерски сделано! Что я должен за труды?

– Как-нибудь после работы бутылку разопьем, и считай, что мы в расчете.

– Заметано! – согласился Ефремов.

Голубева проснулась с первыми лучами солнца, открыла глаза и сразу же поняла, что она не у себя дома, а черт знает где. Морщась от головной боли, Наташа приподнялась на диване и обомлела: прямо перед ней за столом сидел строгий незнакомый молодой мужчина. Позади него, на вбитом в стену гвозде, висела милицейская фуражка.

«Все, девочка, допрыгалась! – холодея от предстоящего общения с милиционером, подумала Голубева. – Если родители узнают, что меня в милицию загребли, они меня убьют!»

– Доброе утро, красавица! – улыбнулся Наташе Ефремов. – Как спалось?

Голубева села на диван, опустила ноги на пол и попала в вязкую жижу.

«Это я наделала?! – в ужасе подумала она. – Теперь точно – кранты!»

Наташа посмотрела на свои голые ноги, пошарила по дивану, но джинсов рядом не было.