Токио и плантации жемчуга - Елена Мищенко

И тут вдруг среди суровых будней засветила, заискрилась совсем, казалось, несбыточная мечта, яркая звезда – поездка в Японию, да еще на целый месяц.

Я жил надеждой, но шансов было, скажем прямо, немного. На Украину дали четыре места. Одно из них отдали в Днепропетровск, второе – в Харьков, третье – вице-президенту Союза архитекторов. Это место было незыблемо, так как Гладуш был назначен руководителем группы. Он пришел в Союз из ЦК. Но, как показал дальнейший опыт проживания в одной каюте, человек он был общительный, довольно приятный и деловой. Оставалось одно место. В финале этого отбора остались мы с одним архитектором с равными шансами. Он построил много интересных объектов в Киеве, я – тоже, но, в основном, по Украине; он был в правлении, я тоже; он был моложе меня и меньше работал в Союзе, зато у него было все в порядке с пресловутой пятой графой. Собралось правление – все наши хорошие знакомые и началась тягомотина – никто не хотел высказываться. Тогда я попросил слова.

– Вы все хорошо знаете и меня, и его и как коллеги и приятели боитесь обидеть кого-нибудь из нас. Это вполне естественно. Поэтому я предлагаю следующее: мы сейчас с коллегой пойдем погуляем, выпьем кофе, а вы все обсудите без нас, а потом тайно проголосуете, чтобы не было обид. А мы через сорок минут вернемся.

Все согласились. Когда мы вернулись, оказалось, что повезло мне. Коллеге я сказал:

– Ты меня извини, но все было по-честному. А расстраиваться тебе не следует по двум причинам. Во-первых, еще неизвестно выпустят ли меня, во-вторых, ты человек молодой и сумеешь поездить намного больше меня.

Как оказалось в дальнейшем, поездки он наверстал с лихвой. Что же касается разрешения на выезд, то я, действительно, не был в нем уверен после беседы в известном учреждении на Печерске. Но, как это ни странно, разрешение все-таки пришло.

19 ноября 1986 года, почему-то в «Литературной газете» на одной из последних страниц, появилась заметка, говорящая о том, что в Японском море произошла авария. Горел теплоход «Туркмения» с детьми на борту, которые отправились на экскурсию Владивосток – Хабаровск. Пожар произошел ночью в 60 милях от берега. В этой зоне находились рыболовецкие суда. Они помогли спасти всех детей и экипаж. Капитана отдали под суд. Вот что писала «Литературка»:

«Сообщение о пожаре владивостокцы услышали по радио только утром 12 ноября. Но в городе, где живут моряки и рыбаки, вести о таких событиях распространяются мгновенно… 10 ноября в 0 часов 45 минут по владивостокскому времени сигнал бедствия приняли несколько судов. Помощь просил теплоход «Туркмения», на борту которого находилось около 300 детей в возрасте от 6 до 15 лет. В машинном отделении судна вспыхнул пожар, локализовать который команде не удалось. Первыми к месту аварии в 3 часа 00 минут на сейнере-траулере «Важгорск» прибыли рыбаки… На его борту, где только-только хватает места команде в составе 25 человек, смогли разместить еще 300».

Далее корреспондент сетует, что было слишком много «вдруг» и «неожиданно». «Вдруг» не выдержал топливопровод, «неожиданно» топливо хлынуло на раскаленный двигатель, совсем уж «неожиданно» не сработали спринклерные устройства и т. д. В общем, полное разгильдяйство. А в море волнение 3–4 балла, в машинном отделении уже погибло 2 человека, а на борту находилось 300 спящих детей.

Я читал эти строки с большой грустью, так как за год до этого именно этот теплоход служил нам домом в течение месяца во время поездки по Японии. Это было роскошное сооружение. Строили его в ГДР. В 1961 году заложили киль, в 62 году подняли флаг и разбили о борт бутылку шампанского. Два двигателя мощностью 8000 лошадиных сил, два радара, автопилот, системы спутниковой связи, новейшее оборудование. За три года до нашей поездки его поставили на капремонт в доки Японии. Там не только обновили оборудование, но и сделали новые, ультрасовременные интерьеры. В общем, было очень обидно за судьбу этого красавца. Обо всем этом я узнал намного позже.

…А пока что столь ожидаемая поездка началась крайне неудачно. Второй поезд Киев – Москва прибыл с опозданием на пять часов, т. е. не в 9 часов утра, как было положено по расписанию, а в два часа дня. Регистрация туристов была назначена на 12 часов. В общем, я добрался до московского Союза архитекторов с большим опозданием, и, запыхавшись, вбежал в секретариат, где меня встретили словами:

– Ах, это вы?! Что ж так поздно? А вам уже нашли замену. Оформляют документы…

Видно, заранее кто-то из своих проходит выездные процедуры. Я помчался в зал, где еще шел инструктаж, пробился к начальнику отдела по загрансвязям и объяснил ситуацию. Встретил он меня без особого восторга и посоветовал в следующий раз приезжать в Москву за день до отъезда. Но билет на самолет до Хабаровска выдал.

В аэропорту я перехватил пару бутербродов, и, очевидно, напрасно, так как в самолете почувствовал сильную боль в животе. Я вынул из сумки активированный уголь и, по совету моего приятеля-врача, отправил в рот сразу 6 пилюль. Мой сосед – эстонский архитектор, смотревший с ужасом на эту процедуру, спросил:

– Вы не собираетесь взорвать самолет? Если да, то это самый оригинальный способ диверсии, с которым мне пришлось встретиться.

– Нет. Здесь может погибнуть только один человек, и этот человек – я.

Это его успокоило. Однако обо всем этом тут же пришлось забыть, так как жизнь в самолете шла активно. В 11 нас покормили ужином, а в час ночи начало светать, в два часа совсем рассвело, и нам принесли завтрак. В общем, стюардессы носились по салону без устали.

В Хабаровске мы переночевали и отправились на вокзал, где поезд № 4 должен был доставить нас на станцию Тихоокеанскую, то есть, в порт Находка. В поезде безумствовала дорожная милиция. Это был самый жестокий период сухого закона. То ли у них были камеры слежения, то ли они подглядывали в замочную скважину, но, как только я начинал открывать бутылку минеральной под столом, врывалось двое с победными криками, выхватывали бутылку, обнюхивали ее и пробовали на вкус. В конце концов, им все-таки удалось застукать нашего армянина с бутылкой коньяка. Никакая демонстрация паспорта с указанием, что сегодня день его рождения, не помогала – его пытались ссадить. И только отсутствие промежуточных станций позволило ему отделаться штрафом.

В Находке мы прошли таможню, расположились с комфортом на «Туркмении», перевели стрелки на 2 часа назад по японскому времени, осмотрели корабль, выпили фруктовый коктейль (все прочие были запрещены) и отправились спать. Каюты были очень комфортные, с отличной ванной. В три часа ночи я встал и решил посетить это заведение, но оно оказалось запертым изнутри. Я подумал, что там находится кто-то из моих соседей и решил подождать. Однако время шло, никто не появлялся, и звуков никаких не доносилось. Я проверил наличие своих соседей, и все оказались на месте. Один проснулся, поинтересовался сквозь сон, что произошло, и сказал, что это гномики шутят. Но мне было не до шуток. Я отправился по кораблю – корабль спал. Наконец в танцзале мне удалось найти уборщицу. Когда я ей поведал в чем дело, она сказала: