«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I - Вера Мильчина
Шрифт:
Интервал:
Главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Рожнов [подпись]
На обороте обозначены этапы прохождения этого «билета» по инстанциям:
1828-го года сентября 10-го дня сей билет в 2-й части 1-го квартала явлен и в книгу под № 14 записан и выдан обратно сего же числа для предъявления в Иностранное отделение, получения установленного вида на жительство, а в случае непредъявления с виновного взыскан будет узаконенный штраф.
1828 года сентября 10-го дня сей билет в Иностранном отделении, при канцелярии г. санкт-петербургского военного генерал-губернатора состоящем, явлен, в книгу под № 243 записан и предъявителю для дальнейшего следования в Москву обратно выдан.
Правитель отделения [подпись]
Как видно из указания на цену, у всех бюрократических процедур имелась и финансовая сторона: виды для жительства и для проезда из одного места в другое с 1827 года выдавались иностранцам на гербовых листах ценою 50 копеек, а с 1842 года – «на гербовой бумаге высшего достоинства» ценою 2 рубля серебром. Выдавались они на полгода или на год, а по истечении срока нужно было подавать губернатору прошение о новом документе, за который снова платить ту же сумму. Иностранцы, проживавшие в обеих столицах, должны были ежегодно платить за «билет на жительство» особый «адресный сбор». Впрочем, это касалось только тех иностранцев, которые приехали выполнять какие-либо работы, – от учителей, не состоящих в государственной службе, гувернеров и гувернанток (первый, самый дорогой разряд) до «поваренков» и чернорабочих обоего пола (последний, самый дешевый); иностранцы дворянского происхождения, имеющие чины и не намеренные служить либо поступающие на государственную службу, от уплаты адресного сбора освобождались. Кстати, такой же сбор обязаны были платить за получение «билетов на жительство» и российские подданные, приехавшие на заработки в столицу, и эта повинность вызывала среди населения такую ненависть, что управляющий III Отделением М.Я. фон Фок 30 июля 1826 года предупреждал Бенкендорфа: «общее и сильное желание населения всех классов столицы» заключается в упразднении адресной конторы, «заставляющей столь многих стонать».
Предстояла иностранцам и еще одна трата:
При выдаче каждому иностранцу билета на жительство или на дальнейшее следование снабжается он печатным на каком-либо из иностранных языков листком ‹…› содержащим в себе краткое изложение правил о видах и паспортах, для руководства по ним и ответственности в случае неисполнения оных. За каждый такой листок взыскивается с иностранца, получившего оный, по двадцати пяти копеек ассигнациями; деньги же, за оные вырученные, пересылаются, по истечении каждой трети года, в Министерство внутренних дел (статьи 353–354 Устава о паспортах из издания 1836 года; в Уставе 1857 года издания бенефициаром названо III Отделение).
Что касается III Отделения, то о посещении его приезжим французом сохранилось живописное свидетельство Анри Мериме, дальнего родственника знаменитого автора «Кармен» Проспера Мериме. Он побывал в России в 1839–1840 годах и описал это путешествие в книге «Один год в России» (журнальный вариант 1844, отд. изд. 1847), где говорится:
Во всех других странах посещение полиции – вещь весьма неприятная и опасная для репутации. Полиция обыкновенно обитает в каком-нибудь грязном притоне, в имеющем дурную славу квартале, и если вас туда вызывают, вы крадетесь тайком, сгорая от стыда, как будто направляетесь к гадалке, а то и к кому-нибудь похуже. У дверей вы сталкиваетесь с мрачными мужчинами и улыбчивыми женщинами. ‹…› В Санкт-Петербурге все иначе. Полиция обитает в ярко освещенном дворце, прислуживают ей юные офицеры, носящие славные имена. Она ведет роскошную и тревожную жизнь любимой жены султана, на которую капризный повелитель обрушивает то нежные ласки, то страшный гнев и которая вечно трепещет, но вечно надеется на новые милости ‹…›, поэтому когда однажды утром вам сообщают, что она желает вас видеть, вы усаживаетесь в сани и летите стремглав, волнуясь, точно перед первым свиданием. Лакей бесшумно открывает вам двери и проводит по мягкому ковру в будуар, где ожидает вас сама полиция. Она с улыбкой протягивает вам руку, угощает сигаретой и принимается болтать с вами о Франции и России, о литературе, о турецком и мерилендском табаке, о Тальони – и за полчаса этой прелестной и непринужденной беседы выпытывает у вас все, что ей требуется. Это инквизиция в розовом пеньюаре, пытка с пристрастием в благоуханных перчатках. Узнав, что вы намерены провести в Россию целую зиму, полиция замечает вам, что русская зима – тяжелое испытание для людей слабогрудых, и рисует устрашающую картину здешних морозов, а затем противопоставляет ей Францию с ее мягким климатом и трогает ваше сердце напоминанием об отечестве и домашнем очаге. Если вы настаиваете, она избирает иную тактику – самоуничижение: она опасается, что петербургские удовольствия покажутся весьма пресными тому, кто совсем недавно вкушал пряные радости парижской жизни. Вы человек воспитанный и, разумеется, возражаете против подобной скромности.
Говоря о полиции, Анри Мериме имеет в виду, разумеется, не обычную, городскую полицию Санкт-Петербурга, а полицию высшую, точнее сказать, ее главу графа Бенкендорфа (в главе одиннадцатой мы вторично встретимся с Мериме на полях одной шпионской истории и узнаем, какие еще темы он обсуждал с главноначальствующим III Отделением).
Злоязычный англичанин Чарлз-Фредерик Хеннингсен, автор книги «Разоблачительные сведения о России, или Император Николай и его империя в 1844 году», рассуждая о важности паспорта в России, сравнил этот документ с цепью каторжника, которая своим звоном напоминает о рабстве. Может показаться, что пристальное наблюдение за иностранцами и собственными подданными с помощью паспортов, билетов и видов вели только российские власти. Между тем французские власти в первой половине XIX века, несмотря на все революционные преобразования, также не пренебрегали этими средствами надзора.
Французское слово passeport, от которого произошел русский «паспорт», в прошлом означало не совсем то, что мы подразумеваем под ним сегодня. В XVII–XVIII веках этим словом обозначали пропуска, которые выдавались жителям Французского королевства для проезда по территории Франции или выезда за границу, а иностранцам – для въезда во Францию.
Великая французская революция поначалу отменила паспорта-пропуска как «покушающиеся на индивидуальную свободу». Но эта свобода интересовала деятелей революции с каждым днем все меньше, вдобавок из-за отсутствия паспортов страну наводнили дезертиры, нищие и чужестранцы, которые беспрепятственно передвигались по ее территории. В результате 1 февраля 1792 года Национальное собрание выпустило декрет о том, что всем гражданам, желающим отправиться в путешествие по Франции или выехать за ее пределы, необходимо обзавестись паспортом с обозначением конечного пункта; тем, кто путешествовал без паспорта или отклонялся от маршрута, грозил арест.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!