Ожерелье от Булгари - Фэй Уэлдон

— Тринадцать тысяч пятьсот, — предложил Барли.

«Ну и ладно, — подумала Дорис, — раз уж ему так хочется быть идиотом, ради Бога». Она всегда сможет повесить леди Джулиет в своей квартире на Шеферд-Буш, которую она, в конечном счете, решила все же не продавать. Судя по сегодняшнему дню, ей часто нужно будет хорошее пристанище, когда ехать домой слишком далеко. И не такой уж маленькой кажется квартира, когда в ней находишься. К тому же в особняке все-таки ощущается присутствие бывшей жены Барли, словно ее дух каким-то образом впитался в деревянные полы Уайлд-Оутс. Надо было их тоже поменять, а она передумала в последний момент, испугавшись еще большей пыли, и беспорядка. И почему так заметно призрачное присутствие Грейс, она ведь жива? Это место ее по праву первенства. Как маори требуют Новую Зеландию, австралийские аборигены — Австралию, а палестинцы — Израиль. Они были здесь первыми.

Конечно, это полная чушь, но странно убедительная. У Дорис было мировоззрение мамаши Кураж. Земля принадлежит тем, кто ее возделывает. Дети принадлежат тем, кто о них заботится. Дом принадлежит тем, кто его любит. Но что же сделала Грейс для Уайлд-Оутс, кроме как развела там мышей и ржавчину, а труб никто не касался с тех самых пор, как Грейс вселилась в особняк в восемьдесят каком-то году.

Может, Барли закажет ее портрет? Если молодой художник, Уолтер Уэллс, придет к ней на квартиру, то она сможет выкроить время, найти одно или два окна в перегруженном расписании. В конце концов, квартира буквально в пяти шагах от работы. Она будет просто сидеть, а он — ею восхищаться. Чем больше она думала об этом, тем сильнее склонялась к тому, чтобы оставить квартиру за собой. Леди Джулиет можно будет переселить в ванную, а ее собственный портрет займет коронное место в гостиной, которая почему-то казалась вполне симпатичной, пока на горизонте не замаячил Барли и не сунул ей под нос Уайлд-Оутс. Кроме того, время от времени ей нужно проводить ночь одной. Секс с Барли довольно утомителен. Не то чтобы он был для нее ценой, которую она вынуждена была платить за нового мужчину, потому что, если честно, она тоже получала наслаждение, но все же это было утомительно, особенно если ты при этом еще и ведущая программы по искусству на телевидении.

— Четырнадцать тысяч, — заявил Биллибой Джастис, коллега сэра Рональда.

— Мой Бог, — раздался мелодичный голосок леди Джулиет, — как приятно, когда тебя так высоко ценят! Вы все такие льстецы!

— Не знаю, зачем это нужно Барли Солту, — тихонько проговорил жене на ухо сэр Рональд, — но если этот мужлан Джастис полагает, что я окажу ему услугу из-за того, что он покупает твой портрет для своей ванной комнаты, то он совершает крупную ошибку.

Сэр Рональд любил леди Джулиет, Леди Джулиет, казалось, любили все, в том-то и была проблема. Она настолько привыкла к обожанию, что не могла отличить зерен от плевел. Сэр Рональд назвал ее именем противопехотную мину в те скверные времена, когда куда больше денег делалось на производстве оружия, чем на его уничтожении.

— Пятнадцать тысяч, — заявил Барли.

— Ты так добр ко мне, Барли, — промурлыкала Дорис, думая совсем о другом.

— Шестнадцать, — тут же ответил Биллибой. Он начал свою карьеру как химик. Ему обожгло лицо при взрыве, когда он проводил экскурсию для сотрудников министерства обороны на своем заводе в штате Юта. Экологи чуть из штанов не выпрыгнули из-за выбросов зарина. Сам по себе процесс утилизации прост: снаряды разрезают, затем вываривают в воде, и большая часть химических элементов разлагается, или разлагалась бы, не будь летучих фракций и взрывчатых компонентов. Эти фракции в горячей воде могут легко вновь соединиться и попросту, старым добрым способом, рвануть. К счастью, никто из представителей министерства не пострадал, и контракт был заключен. Но для его возобновления требовалось лоббирование в парламенте, которое и мог обеспечить сэр Рональд.

— Семнадцать тысяч, — произнес коренастый мужчина, стоящий рядом с Биллибоем. Акцент у него был русский.

Барли повернулся к леди Джулиет:

— Это что за комиссар?

— Его привел Биллибой. Макаров, если не ошибаюсь. Он выглядит несколько жестким, как все эти люди из Москвы, но на самом деле просто душка. Впрочем, мне нравятся все, кто поднимает ставки.

— Восемнадцать, — громко произнес Барли.

— Вот как надо! — воскликнул аукционист. — Кто больше?

— Двадцать, — раздался голос сзади, и все обернулись к Грейс, тут же покрасневшей.

Когда Уолтер Уэллс поднялся на подиум, чтобы произнести свою краткую речь о влиянии искусства на сокращение нищеты в мире, он казался до неприличия юным и красивым. Такого трудно принимать всерьез. Он не был ни достаточно развращенным для молодого художника, ни достаточно пресыщенным для старого. Ему просто необходимы морщины, подумала Грейс, но время и так благословит или проклянет его ими. Если бы молодость знала, если бы старость могла…

Грейс предположила, что Уолтер — гей. Он напоминал ей сына, Кармайкла, который сейчас жил в Сиднее, куда удрал от Барли. Роскошные черные кудри, узкое лицо греческого бога, изящное телосложение, мягкий голос, непозволительно красив, одет во все черное: шелковый свитер с воротником поло, куртка из плотного хлопка, джинсы. Кармайкл как-то сказал Грейс, что у черного много всяких оттенков, что истинно черного не существует. И с тех пор она стала это замечать. В случае с Уолтером Уэллсом в отличие от Кармайкла, как она со временем обнаружила, этот эффект достигался не при помощи каких-либо усилий, а простым и действенным способом: вся одежда вперемешку засовывается в машинку и стирается при какой придется температуре. Но ведь Уолтер — художник, а Кармайкл — дизайнер одежды.

Доктор Джейми Дум, психотерапевт Грейс, сказал ей, что она должна «отпустить Кармайкла». Что у него своя жизнь и что он мудро поступил, уехав в Австралию, подальше от отца, который его подавляет. Его вовсе не убедили слова Грейс, что Кармайкл — нареченный при крещении Джоном Кармайклом Солтом (сын предпочитал второе имя) — сначала старательно выработал в себе заикание, а потом и гомосексуализм лишь для того, чтобы позлить Барли. Доктор заявил, что Грейс не желает видеть реальность из-за того, что разочарована: Кармайкл не примчался, чтобы вмешаться и встать на ее сторону, когда Дорис впервые появилась на их семейном горизонте. Она глупо надеялась, что он придет на суд, чтобы оказать ей моральную поддержку. «Даже не пришел, чтобы посмотреть, как меня отправляют в каталажку!» Нет никаких сомнений, заявил доктор Джейми Дум, что у Кармайкла хватает своих эмоциональных проблем в Сиднее. Возможно, когда речь идет о родителях, он желает им обоим провалиться. С этим трудно было спорить.

Иногда она начинала подозревать, что доктор Дум находится у Барли на содержании.

Что же до особняка Мэнор-Хаус, где они провели с Барли так много счастливых лет, то Джейми Дум никак не мог понять, почему мысль о том, что Дорис Дюбуа поменяла название на Уайлд-Оутс и разобрала дом на части, так огорчает Грейс.