А и Б сидели на трубе... - Алика Смехова

– Оригиналы?

– Копий не держим!

– А в Караганде были дворцы? – спросила вдруг Арина.

– Ты о чем? – не понял он вопроса.

Борис водил ее по своему богатому пустынному дому, и она чувствовала, что он нуждается в поощрении. Этот яркий мир, по-восточному избыточный, лишенный чувства меры, был ей и чужим, и чуждым. Арине казалось, что здесь уместна не похвала, а калькуляция, но она хвалила вкус хозяина и оригинальность дизайнерских решений. Они еще долго бродили по дому, и все это время Арину не покидало ощущение, будто она находится то ли в музее, то ли в очень дорогой арабской гостинице.

– И зачем мне все это одному? – словно сам себе говорил Борис. И тут же отвечал: – Видишь, какое большое теперь у тебя хозяйство. И это лишь малая часть…

«Как странно, – думала Арина. – Почему у меня? Легко у него получается… А может, так и надо: если любишь – не думать, не рассуждать…»

– У нас с тобой… – словно услышав ее мысли, уточнил Борис.

– А как же дочь? Или, может, у тебя еще есть дети?

– Угадала, – неохотно согласился он, – есть. Еще одна дочь, от «вице-мисс Москвы».

– От кого? – не поняла Арина.

– Потом расскажу, – махнул он рукой.

«В самом деле, что я к нему пристала?» Арина по себе знала, что сразу всего не объяснишь и не расскажешь. Вот что, к примеру, она может сказать про Толика? Сказать как есть – значит выставить мужа на посмешище. Соврать? А что тут соврешь?

Наконец они оказались в той части дома, где был бассейн. Здесь Арине понравилось, словно кто-то наконец обуздал неуемную фантазию архитектора, потерявшего голову от Борисовых денег. И хотя интерьер бассейна не был минималистским, здесь буйство чужого воображения не мешало. Вода была чуть подсвечена снизу, словно под ногами плескалось перевернутое небо. На витражах играли отблески воды, а потолок представлялся сказочной пещерой с сокровищами. Звучала музыка Нино Рота из «Крестного отца».

– Музыка с намеком? – съехидничала Арина.

– Не знаю, не я выбирал.

Ей было странно, что они не встретили в доме ни единого человека. Ведь есть же кто-то, кто включает музыку, чистит бассейн, наводит порядок в этих бесчисленных комнатах…

Борис разделся и бросился в воду. Арина снова удивилась, как быстро, по-военному он раздевается. С такой скоростью раздеваются по приказу, а в обычной жизни человек, который так раздевается, кажется каким-то… отважным, мужественным… Но дальше она не стала размышлять, а тоже разделась и бросилась в воду.

Вода была теплой. Мокрая кожа мягко отсвечивала, и ей казалось, что они могут смотреться друг в друга как в зеркало. Арина вспомнила, как ребенком ее возили в Каролину-Бугаз под Одессу и как однажды ночью она голая купалась с подружками в теплой воде залива. Когда вышли из воды, девочки обнаружили, что их тела светятся холодными синими искорками водных светлячков. И вот теперь, в эту ноябрьскую ночь, в чужом доме, с человеком, которого она знала всего несколько дней, на нее вдруг накатило состояние детского счастья и предчувствие чуда, будто именно оно было обещано ей той ночью со светлячками. Правда, тогда все кончилось ссорой с мамой, которая категорически запрещала купаться по ночам и которую она в тот раз ослушалась…

Так они плавали и не могли оторваться друг от друга, и мягкий свет со дна бассейна освещал их счастливые лица. А потом были шампанское и любовь. И снова вода, и снова любовь, и снова шампанское.

– А как же голос? – беспокоился он. – Как же твой волшебный голос?

– Голос? – переспрашивала она, не понимая.

– Ну ты же сама сказала, от шампанского он становится… каким же он становится?..

– Ах да, тусклым! – смеялась она. – Мне почему-то кажется, что с тобой мне можно все, даже шампанское. И потом, у меня целых пять дней не будет спектаклей…

Когда читала в книжках о том, как кто-то забыл обо всем на свете, она была уверена: это лишь фигура речи. Как же можно забыть о родителях, например, или о своем ребенке? И вот она действительно ни разу не вспомнила, что ее ждут дома. Казалось, все это происходит с кем-то другим, а ей просто показывают старый голливудский фильм, который непременно закончится всеобщим счастьем.

Вдруг Борис произнес:

– Но я еще не все рассказал тебе про свою жизнь…

Арина замерла: кино вот-вот закончится, и она отправится одна в холодную ноябрьскую ночь. Сейчас возникнут жены, любовницы, дети, обязательства…

– Я не сказал тебе самого главного: дело в том, что спустя много лет я разыскал своего отца.

Арина не смогла сдержать вздоха облегчения.

– Ты в порядке? – заботливо спросил Борис.

– Да.

– Мне очень хотелось показать отцу, чего я добился. Я всю жизнь пытался доказать, какой я хороший, хотел, чтобы он пожалел, что отказался от меня и бросил маму. Я нашел его, привез в Москву, купил ему квартиру. Отец был одинок, детей, кроме меня, у него не было, а жена умерла. Я привез его в большую красивую квартиру и сказал: «Вот, Франц Вильгельмович, ваш дом». А он мне: «Боречка, сынок, прошу тебя, зови меня папой!» Я ему: «Простите, Франц Вильгельмович, я пока не готов, может, когда-нибудь…» – сказал и ушел. А той же ночью отец умер от разрыва сердца.

Каково это, жить без отца? Знать, что он от тебя отрекся. Слушать рассказы мальчишек о семейных праздниках и отцовских нагоняях. Смотреть, как надрывается мать, чтобы обеспечить тебя всем необходимым. Арина раньше никогда об этом не задумывалась. И еще она не знала, что большой и сильный мужчина может носить в себе такую тяжелую детскую обиду, такую глухую боль.

Борис замолчал, а Арина нежно прижалась к нему и стала его баюкать как ребенка.

Как только начался их роман, окружающие стали донимать Арину расспросами. Всем хотелось знать, что она делает, чтобы так чудесно выглядеть. Сначала она просто смеялась и пожимала плечами, потом отшучивалась и наконец начала совершенно серьезно рассказывать страждущим про волшебные спа-салоны и модного диетолога. Ей так много пришлось об этом говорить, что она и сама готова была поверить, что ее летящая походка и сияющие глаза возникли благодаря методичной и ответственной работе профессионалов-косметологов. Но эта, казалось бы, невинная ложь утомляла ее, и временами у Арины отчаянно портился характер. Особенно горько ей было сознавать, как легко она обманывает ничего не подозревающего Толика. «Это чудовищно!» – говорила она себе, въезжая во двор своего дома. Чудовищной была ложь, которую ей приходилось придумывать, чтобы в очередной раз отлучиться, чудовищным было напряженное молчание, в котором они теперь проводили вечера, да и сама она тоже представлялась себе чудовищем – хотя из зеркала на нее смотрела очаровательная женщина с сияющими глазами. Придя домой, Арина садилась рядом с Толиком за стол, пыталась рассказывать какие-то истории, которые должны были его позабавить, спрашивала о его делах, не слушая ответа, ловила себя на том, что говорит неестественно громко, и очень скоро уходила наверх, шептаться с Борисом, назначать новые встречи, ждать их и мучиться своим невероятным, фантастическим счастьем. Временами чудовищем ей представлялся Толик, ее начинали бесить его шутки, его вопросы и даже то, как он ест или говорит по телефону, и она раздражалась, кричала на него, сурово отчитывала за маленькие шалости сына, а видя их растерянные глаза, уходила к себе и снова шепталась, а иногда все-таки плакала и потом, всхлипывая, засыпала – счастливая.