Серебряный конь - Элайн Митчелл

Трудностей не возникало, пока они шли среди высоких деревьев и стволы помогали им найти путь. Но как только они вышли на открытое место, долина превратилась в слепящий вихрь крутящейся белизны. Старые их следы были еще кое-как видны, и Таура трусил, опустив нос к земле. Ураган бежал бок о бок с ним, порой даже задевая его.

— Ты на меня сейчас наступишь, — недовольно произнес Таура. — В чем дело?

— Да я почти тебя не вижу в этой белой гуще, — пожаловался Ураган, и в голосе его прозвучал страх. Его-то темная шкура была ясно видна, но Таура сделался почти невидимым.

Наконец Таура огляделся вокруг и тоже немного струхнул. Не было видно ничего, кроме крутящихся хлопьев, — ни очертаний холма и хребта, ни извилин потоков, но перед ним пока еще виднелась тропка, выбитая их ногами.

— Скорей, пока тропку не занесло, — скомандовал он. — А тогда мы должны быть уже у ручья.

Достигнув ручья, они задержались там, чтобы посмотреть, как странные белые хлопья с шипением садятся на воду, а затем исчезают.

Они перешли вброд по ледяной воде и дальше пошли вдоль ручья по другой стороне, зная, что скоро достигнут небольшого ручейка, который брал начало в долине на стоянке табуна.

Они все время трясли головами, пытаясь освободить ресницы и ноздри от белого вещества. И каждый раз челки, мокрые и затвердевшие, били их по глазам.

Через короткое время Таура вдруг остановился, поднял голову и громко заржал. Видеть он сквозь белый буран ничего не мог, но откуда-то спереди послышалось ответное ржание, и он пустился туда легким галопом. Это Бел Бел и Мирри поджидали их, выйдя в начало долины.

Мирри они разглядели за несколько футов до нее, но почти наскочили на Бел Бел.

— Что происходит с миром, мама? — спросил Таура, он чувствовал себя в безопасности, очутившись с ней рядом.

— Ну как же, сынок, это снежная буря, хотя и рано ей быть такой сильной. — Голос у нее был обеспокоенный. — Особенно плохо это в такой низине. К весне мы можем совсем оголодать.

Обе лошади повели жеребят туда, где табун, сгрудившийся под деревьями, прятался от снега. Там они и провели холодную ненастную ночь под завывание ветра. Снег густым слоем покрывал их теплые шкуры.

К утру снегопад прекратился, но теперь снег лежал на земле слоем почти в фут толщиной. Деревья пригнулись под его тяжестью, и каждый лист был одет белыми кристаллами. Трава исчезла, достать ее можно было только, если разрыть снег копытом.

Табун уныло побрел в главную долину.

— Скоро выйдет солнце, — утешала жеребят Бел Бел, — снег на этот раз растает, и у нас опять будет трава.

Когда и впрямь появилось солнце и согрело лошадей, жеребята в табуне обнаружили, как весело гоняться друг за дружкой вверх и вниз по сверкающим белым холмам.

Таура перестал быть невидимым, едва только в воздухе кончили крутиться белые хлопья, но так или иначе снег оказался его стихией, и другие жеребята тоже в этом убедились: он двигался по снегу быстрее и держался на ногах увереннее, чем Дротик. Конечно, когда знаешь, где находится каждая ямка, каждый ручеек, то не делаешь глупых ошибок. Дротик забыл, что у подножия одного холма течет небольшой ручеек. Очертя голову он помчался галопом за Таурой вниз по склону и не заметил, что в самом низу тот высоко взлетел в прыжке. Передние ноги Дротика провалились в снег, покрывавший ручей, и он, взметнув снежную бурю, проделал полный кувырок и почти весь ушел в снег.

Таура все это отлично видал, и к тому времени, как Дротик вылез из ручья, вытряс снег из глаз и ушей и осторожно попробовал переступить с ноги на ногу, Таура уже вставал на дыбы и ржал на высоком камне на следующем кряже.

Если бы у Дротика хватило ума, он бы не обратил на это внимания, но он впал в бешенство при виде прекрасного светлого жеребенка, плясавшего там, наверху, на задних ногах.

На глазах у наблюдавших жеребят Дротик пустился за ним вдогонку, при этом фыркал и ржал, брыкался и рыл копытом снег.

Таура дождался, пока каштановый жеребенок не оказался в трех шагах от него с другой стороны скалы, и тогда встал на дыбы, проделал пируэт, радостно взвизгнул, а затем спрыгнул с крутого склона на мягкий снег и потом, фыркая и взбрыкивая, помчался вниз.

Бел Бел и Мирри стояли внизу.

— Хватит, сынок. Ты сам наживаешь себе врага, — пожурила его Бел Бел, но на самом-то деле она наблюдала проделки Тауры с удовольствием, и в глазах ее светилась гордость. Ее жеребенок выглядел таким красивым, когда стоял там на задних ногах на покрытой снегом скале, что сердце радовалось. Сейчас, зимой, его густая зимняя шерсть казалась почти белой, а грива и хвост отливали на солнце серебром.

— Ну давай, — обратилась она к сыну, — спустимся немного ниже, посмотрим — не найдется ли чего-нибудь съедобного.

Мирри подозвала Урагана, и все четверо двинулись вперед по долине, а потом зашли в высокий лес, где Ураган и Таура наблюдали начало снегопада. Здесь Таура вдруг застыл на месте и с фырканьем стал принюхиваться к земле. Прямо у него перед носом на снегу виднелись свежие следы, маленькие, будто от босых детских ног. Жеребятам они были незнакомы. Там, где снег был особенно мягким и глубоким, между следами ног тянулся желобок.

Бел Бел с Мирри ничего не сказали, когда жеребята пошли по следу, опуская морды книзу. Неожиданно Таура, шедший первым, остановился и буквально присел на задние ноги от испуга. В ярде-двух впереди виднелась круглая пушистая спина вомбата, который рылся в снегу в поисках пищи. Вомбат не обратил на жеребенка никакого внимания и продолжал раскапывать снег и грязь своим носиком. Бел Бел с Мирри молча наблюдали эту сцену, носы у них слегка подергивались.

Таура встал и вытянул шею, желая обнюхать густой мех зверька. Вомбат с неожиданной быстротой повернулся, маленькие глазки его злобно сверкнули. Таура опять чуть не сел на задние ноги, а вомбат заковылял дальше, от его толстого круглого живота в снегу тянулся желоб.

Лошади не спеша потрусили вниз, обкусывая по пути прутья и кусты. Наконец, дойдя до места, где снега было меньше, они свернули с отрога к северному склону. Там, насколько знала Бел Бел, должны были торчать пучки снежной травы.

Вечером, когда они остановились на ночевку у прозрачного звонкого ручья, Бел Бел понюхала воздух и взглянула на небо.

— Ночью будет мороз, — сказала она, — а потом опять ясный день. Но чую я, что снегу выпадет много и нам придется подыскать другое место для зимовки — где-нибудь пониже Каскадов.

— А ближайшая низина с хорошей травой принадлежит Бролге, — продолжила Мирри.

Ураган и Таура навострили уши.

Сильные морозы одели льдом ручьи, а небольшие лужи промерзли почти до дна. За морозными ночами следовали чудесные яркие дни, и если некоторые взрослые лошади, знающие приметы, волновались в ожидании предстоящей суровой зимы, то жеребята резвились и устраивали драки — не всерьез, но с каким-то неудержимым буйством. Из-за резкого мороза и яркого солнца, как говорила Мирри, в них словно бес вселился.