Властитель душ - Ирен Немировски

Вслед за ним из казино выскользнула девица в вечернем платье, догнала и заглянула в лицо с отчаянной надеждой: «А вдруг повезет?» — так рыболов, собираясь уходить и уже встав, забрасывает удочку в последний раз, наудачу; ресницы у нее потекли, но взгляд манил, она проговорила тихо и льстиво, с утробным смешком:

— Не спеши, красавчик!

Он шел, выпятив грудь, высоко подняв крупную породистую голову. Высокий, сильный, статный; густые волосы черными клиньями ложились на лоб и виски, в жестких очертаниях рта с тонкими плотно сжатыми губами читалась властность и строптивое упрямство. Однако лицо поражало нездоровой мертвенной бедностью, под глазами — мешки, левое веко дергалось от нервного тика, взгляд, неприятный, скользящий, ни на ком не останавливался, словно непрерывно в тревоге и нетерпении кого-то искал.

Вардес небрежным кивком приказал девице следовать за ним и неторопливо пересек улицу, направляясь в гостиницу. Под Каннами у него был собственный особняк, названный «Каравелла», но сейчас там жили жена и дочь, так что он переселился в гостиничный номер в Монте-Карло и, кроме казино, никуда не выходил.

Расходились по домам самые стойкие игроки, «старая гвардия» спортклуба. Утром редела толпа дешевых проституток, цветочниц, посыльных — и они наконец заслужили отдых. На улицах появлялись няньки с колясочками, хозяйки спешили с корзинами на рынок, последние букетики фиалок доставались им. На свежем воздухе и ярком солнце у Вардеса заслезились глаза. Теперь он ступал нетвердо. Поднимаясь по лестнице к дверям гостиницы, он шатался и на каждом шагу боялся упасть. Женщина вошла за ним следом.

В номере ставни были закрыты, тяжелые шторы опущены. Драгоценный сон лучших постояльцев, продолжавшийся далеко за полдень, заботливо оберегали, не допуская ни малейшего шума. На столике его ждала телефонограмма от жены. Отвечать он не собирался. Впрочем, она привыкла.

Выигранные деньги запер в ящик. И обернулся к ожидавшей девице. Та светилась, не веря своему счастью: надо же, подцепила самого Вардеса! Свое дело она знала. И ощущала в глубине души радость и покой, поскольку совесть у нее была чиста: «Он не прогадал, не зря денежки выложит». Правда, мать не раз ее предупреждала: «Берегись, дуреха, от богатых жди подвоха!»

Ничего такого Вардес, однако, с ней не сделал. И она спокойно уснула. А вот он не смог.

Бессонница терзала его в Париже и в особняке «Каравелла», но сегодня он так надеялся на сон! Иногда в Монте-Карло после карточной игры, когда он меньше всего ожидал, когда готовился к бесконечным страданиям и повторял: «Я не могу заснуть, я не засну!» — на него вдруг нисходила благодать, и он погружался в прохладные темные волны небытия, тонул и снова выныривал к свету, несказанно удивленный, что ему все-таки удалось поспать.

Вардес глубоко вздохнул и обнял подушку, прижал ее к груди, будто лучшего друга, прижался к ней сам, словно испуганный ребенок к доброй нянюшке, потерся лбом и щекой, отыскивая место, где полотно приятно холодило кожу, закрыл глаза и принялся кротко и терпеливо ждать чуда.

Но чуда не было.

Он повернулся на бок, нащупал ледяную бутылку газированной воды перье — хотелось пить. Ему ставили в изголовье охлажденную воду, поскольку его постоянно мучила жажда, внутри палило огнем. Выпив воды, он сбросил подушку на пол, лег на спину, оперся головой о жесткий валик, скрестил руки на голой груди и уставился в потолок, как в раннем детстве. О детстве у него сохранились самые мрачные воспоминания. Угрюмый дом в Дюнкерке, где он родился, пронизывающий холод в спальне с высоченным потолком, по стеклам хлещет дождь, отец приказал ему спать… У его отца, бельгийца, были заводы на севере Франции. Мать, по происхождению полька, сбежала от мужа со своим соотечественником, музыкантом из провинциального оркестра, дававшего концерт в Дюнкерке. Оскорбленный супруг мстил за свою обиду, притесняя и жестоко наказывая ни в чем не повинного ребенка. Лежа на громадной кровати, скрипевшей и стонавшей при малейшем его движении, в ледяной темной спальне, мальчик смертельно боялся. И даже став взрослым, Вардес не выносил одиночества: рядом с ним в постели непременно должно было находиться какое-нибудь живое существо, женщина или собака, хотя потом вид этого существа и его сопение вызывали в нем отвращение до тошноты, и Вардес пинками гнал его прочь.

Вот и теперь он подобрал на улице девку и уложил к себе в постель. Девка спала у него под боком. Тяжелая и неподвижная, будто камень.

Он тоже постарался окаменеть. Сейчас он заснет, уже засыпает. Сон накатывал на него теплой ласковой волной, растекался по жилам. Внутри ослабевал тугой узел страха, напряжения и злости. Вардес блаженно улыбнулся смутным видениям: зеленое сукно игорных столов, лампы светили издалека, потом приблизились, над ним склонились неясные расплывающиеся лица. Он всматривался, никого не узнавал и радостно говорил себе: «Ну вот, я точно сплю. Раз лица незнакомые, значит, это не воспоминания, а сны…»

И внезапно очнулся, будто его толкнули. Встряхнулся, сел, зажег свет, поднял часы с пола, где они валялись вместе с кошельком, зажигалкой, ключами и носовым платком. Оказалось, он отключился всего на мгновение — минут на пять, максимум на десять. У него мелькнула надежда, что часы остановились… Но нет, исправно идут! Сон спугнули, его не вернешь. Некоторое время Вардес сидел неподвижно. Как сильно бьется сердце! Прислушиваясь к учащенным ударам, он думал: «Господи! Господи! Проклятая бессонница! Невыносимая пытка! Я не выдержу, я умру…»

Мысль о смерти его пугала. Легче в самом деле умереть, чем раздумывать и ждать.

Он резко сбросил одеяло и встал; пошел в ванную, обтер холодной водой лицо и грудь. Возвращаясь, зажег одну за другой все лампы и с тоской заглядывал в каждое зеркало — сейчас его бы не узнал никто из знакомых, так исказились черты от изнурительной усталости и боязни одиночества. В глазах ужас, губы дрожат — и это прославленный Вардес, красавец Вардес?

А еще похвалялся исключительной выносливостью, хвастал подчиненным: «Я и забыл, что такое сон. И все равно отлично себя чувствую! Пока вы дрыхнете, я работаю».

Он принял мужественное решение: «Раз нельзя уснуть, возьмемся за дела».

И пошел не в спальню, а в соседнюю комнату, крошечную гостиную, собрал папки, сел за смешное дамское бюро, проглядел пару страниц, отметил кое-что на полях и в отчаянии бросил документы. Нет! Работать он не мог! Не мог сосредоточиться. Мысли путались, разбегались, не слушались, хотя он пытался их собрать нечеловеческим усилием воли, дурацкие мысли, все время одни и те же. Из-за бессонницы он приходил в невменяемое состояние: сначала испытывал необъяснимую тревогу, потом беспросветную тоску, затем его охватывало лихорадочное возбуждение, а под конец — чувство беспомощности и дикого ужаса. Чего он боялся? Страх буквально душил его. К примеру, сейчас у него болели глаза, и ему казалось, что они сочатся кровью, что он теряет зрение, безнадежно слепнет. Он так ясно себе это представил, что огоньки лампы у него перед глазами вдруг заплясали, задрожали и померкли. Он провел рукой по векам.