Путевой обходчик - Валерий Кречетов

— Что вы собираетесь делать с нами?

Иркут ничего не ответил. Блондинка перевела взгляд на Грома и попросила:

— Отпустите нас, пожалуйста. Мы ничего не скажем.

— А вы и так ничего не скажете, — усмехнулся ей в лицо Костя. — Потому что мы вас…

У Кости в кармане запищал телефон. Он осекся и сунул руку в карман, однако трубка за что-то зацепилась и достать ее удалось не сразу. В конце концов Костя вытащил мобильный, но звонки уже прекратились. Он клацнул по кнопке, нахмурившись, посмотрел на дисплей и сообщил:

— Это Шплинт.

— Перезвони ему, — велел Гром.

Костя покачал головой:

— Не получится. Связи нет. Не знаю, как он умудрился прозвониться. — Костя сунул телефон в карман и повернулся к Грому: — Гром, что делать будем?

Главарь достал из сумки ламинированную карту подземелья и, уткнув в нее взгляд, пробасил:

— Для начала надо определиться на местности. Показывай, где нас должен ждать Шплинт.

Костя склонился над картой. Пробежал пальцем по коммуникациям и туннелям, помычал что-то себе под нос наконец ткнул грязным ногтем в какое-то ответвление и сказал:

— Здесь!

— Ты уверен?

— Зуб даю, — заверил Костя.

Иркут хмыкнул. Костя метнул в него гневный взгляд и хотел что-то сказать, но Гром перебил:

— Идти не так уж далеко. Главное, чтобы Шплинт не опоздал.

— Шплинт не опоздает. Он педант, — с загадочной ухмылкой сообщил Костя.

— Ладно. — Гром свернул карту. — Пора выдвигаться.

— Я не могу! — наморщив носик, сообщила шатенка. — У меня ноги устали. Я на каблуках.

— Еще раз скажешь про каблуки, я оторву их и вобью тебе в глотку! — пообещал Костя.

— Хам, — бросила ему шатенка и хотела отвернуться. Но отворачиваться было некуда, так как бандиты окружили ее плотным кольцом.

Костя усмехнулся.

— Я передумал насчет каблука, — сообщил он. — Я вобью тебе в глотку не каблук, а свой большой…

— Потише, урка, — перебил его милиционер. — Всему есть предел, даже пошлятине.

Костя посмотрел на сержанта изумленными глазами.

— Кто это там вякает? Дерьмо ментовское! Да я тебя… — Он замахнулся для удара, но Иркут перехватил его руку.

— Не время, — сухо сказал он.

Секунду или две они смотрели друг другу в глаза. Потом Костя ухмыльнулся и примирительно проговорил:

— Ты прав. Я с этим говнюком потом разберусь.

Иркут отпустил его руку. Костя повернулся к Пахомову и тихо проскрежетал:

— Ну, мент, держись. Когда доберемся до места, ты у меня первым ляжешь. И имей в виду — подыхать ты будешь долго. Я тебе это обеспечу.

— Прикуси язык, — угрюмо приказал Гром, поправляя на плече сумку с деньгами. — Все, пора. В какую дверь идти?

Костя ткнул пальцем в ту, что была слева:

— В эту.

Гром кивнул и, светя перед собой фонарем, направился к двери. Группа двинулась за ним.

Шплинт дошел до границы освещенной области. Дальше туннель погружался в полную тьму. Он вгляделся во мрак впереди себя и почувствовал приятное возбуждение. Темнота. Тьма. Первозданная, из которой мы все вышли и в которую рано или поздно вернемся.

Шплинту случалось пару раз ночевать под землей. В первый раз он сделал это, чтобы испытать волю. Взял с собой на ночлег керосинку, маленький чайник, подушку, одеяло, лампу на аккумуляторе, книжку Вудхауза, юморные повести которого обожал с юности, и пистолет.

Для ночлега выбрал укромное местечко в бывшей бытовке метростроевцев. Было довольно жутко, но в этом-то и кайф. Шплинт вскипятил себе чайку, почитал на ночь книжку, затем, когда глаза стали слипаться, потушил лампу и, положив пистолет под подушку, закрыл глаза. Закрыл — и тут же открыл. Ему вдруг показалось, что кто-то склонился над ним в темноте.

Однако и с открытыми глазами ощущение было такое, словно он зажмурился. Полная непроницаемая тьма. Шплинта все время подмывало зажечь лампу, но он усилием воли сдерживал себя. Нет уж, ночевать так ночевать.

«Если переживу эту ночь и не помру от инфаркта, значит, никакой хрени на свете уже не испугаюсь», — решил Шплинт. Как ни странно, но мысль эта помогла ему расслабиться, и вскоре он уснул.

Ночью Шплинт пару раз просыпался от отвратительного ощущения, что в бытовке он не один. Минут десять лежал в темноте и прислушивался, стараясь уловить чужое дыхание. Но тщетно. Тогда он переворачивался на другой бок и снова засыпал.

Утром — а то, что наступило утро, Шплинт определил по запиликавшему будильнику, — он зажег свет, собрал вещи и двинулся к выходу. Никогда еще путь на поверхность не казался ему таким долгим. Шплинта не покидало чувство, что кто-то тихо крадется за ним по пятам. Несколько раз парень резко оборачивался и скользил лучом фонаря по тьме у себя за спиной. Но, как и следовало ожидать, никого там не увидел.

Неделю спустя Шплинт снова пошел на ночлег под землю. Пошел — потому что так и не понял, сумел он перебороть собственный страх или нет. По счастью, вторая ночь прошла гораздо спокойнее первой. Никаких невидимых призраков, никаких чужих глаз, высматривающих тебя во тьме, никаких шорохов и неясных звуков — ничего, кроме плотной, поглотившей все тьмы.

С тех пор Шплинт стал чувствовать себя под землей как дома. Тем не менее с пистолетом старался не расставаться. Так, на всякий случай. Мало ли, кого встретишь под землей. Бомжи тут попадались довольно часто, правда, далеко они не заходили и старались держаться поближе к какому-нибудь люку.

Только однажды Шплинт встретил под землей бродягу, углубившегося в туннель километра на два. Это был крепкий старик лет семидесяти со свирепой физиономией. Старик встретил его странным заклинанием:

— Если ты демон — остановись, если человек — проваливай к черту!

Подойдя поближе, диггер посветил старику фонариком в лицо и спросил:

— Старик, ты не боишься шляться тут в одиночку?

Тот прикрылся рукой и покачал головой:

— Нет. Я принес жертву подземным демонам, и они меня не тронут.

— Какую жертву? — удивился Шплинт.

— Известно какую — человеческую. Других-то они не принимают.

— Ты что, убил кого-то? — продолжал любопытствовать Шплинт.

— Может, и так, — ухмыльнулся в ответ странный старик. — Иди своей дорогой, если не хочешь беды. А лучше выбирайся наверх и никогда больше сюда не суйся. Хотя… — Тут собеседник вгляделся в лицо Шплинта и снова усмехнулся: — Боюсь, что тебе это уже не поможет.

— В каком смысле? — не понял тот.

— В прямом. Немного уже тебе осталось.