Ненавижу - Анастасия Монастырская

Пора вставать! Ты что не понял? Вставать пора! Ага, так-то лучше. И без особых изысков, туда-сюда, и чтоб не напрягало. А меня напрягает, боже мой, так все нудно и противно. Поскорей бы закончилось… Что ж, бог сегодня был милостив, он даже вынул бируши из ушей. Туда-сюда, длинный полустон-полувсхлип, и… все?

И все.

— Марина, а ведь ты не кончила…

И почему так важно, чтобы женщина в постели была сродни перпентум-мобиле, да еще в стиле секси?! У сексологов и на этот счет есть свое мнение. Мужчина, оказывается, чувствует себя обиженным, если женщина не получила удовольствие. Или если получила, но не продемонстрировала. Удовольствие, черт его дери! Ладно, не обижайся, сейчас что-нибудь придумаем. Привычно двигаемся, стараясь, чтобы лицо, полускрытое влажными волосами, не выдало…

Девушка! Покажите приемной комиссии высокий взлет с обломом в конце. О! А! О! А-а-а-пчхи! Но и этот финал никому здесь не нужен. Дождавшись разрядки, он отвернулся к стене и размеренно захрапел. И правильно. До начала писка будильника еще целый час. Полшестого, самое время сладко подремать после супружеских утех.

А мне не до сна. Лежу на самом краешке, чтобы не коснуться бедром бедра и прикидываю: зачем я ринулась в это замужество? Вопрос задается вот уже третий год. Вроде все хорошо: он — на престижной работе, я — на хорошо оплачиваемой, у ребенка — няня, в шкафу — шмотки килограммами, на трюмо шкатулка с цацками. Но тоскливо. Роскошная жизнь на тяжелом запоре. Свобода, которую поменяли на золотые кандальцы с синюшным номером ЗАГСА.

Ну-ну, Марина! Будто тебя силком тащили в новую авантюру, под названием семейная жизнь. Да никто не тащил, сама рванула, еще благодарила за понимание. Но любое понимание рано или поздно кончается, тем более на таких длинных дистанциях. Когда бежим от себя, то автоматически наступаем на чужие судьбы, раздавливая их, словно прозрачные шарики на полиэтиленовых пакетах. Хлюп! И нет. Хлюп! И еще раз нет. А сколько таких шариков нужно, чтобы забыться? У каждого свои масштабы.

Хорошо бы еще и ничего не чувствовать. Разорвать очередной круг. Зачем? Чтобы сразу угодить в другой. Круговорот страстей в природе.

Поговорила сама с собой, и как-то легче на душе стало. Я — это лучшая моя подруга. Пора бы осмотреться, дорогая, куда это мы с тобой попали?

…Марина прищурилась, изучая обстановку. Мимо прошла секретарша, яркая, свободная и уверенная в своем завтрашнем дне. Такой же и она была три года назад, когда вошла в бар и увидела дым над его головой. Одна секунда, и размеренная, выверенная до миллиметра, жизнь полетела в тартарары. Она только и смогла вымолвить:

— У вас вся голова в дыму!

В ответ насмешливый, но очень внимательный взгляд.

— Что вы, барышня, это флюиды гениальности… Выпить не желаете?

…Они долго разговаривали, томя в словах секунды. Словно два разгоряченных голодных зверя жадно обнюхивали друг друга. И когда был выпит коньяк и съедены даже шкурки от мандаринов, кровать в одноместном номере призывно скрипнула, но этот звук потонул в коридорном гомоне.

— Так пахнет счастье — коньяком и твоими духами.

— Балда! Это мой природный запах.

В тот же вечер выяснилось, что режиссер Селезнев женат. Нет бы, тогда отступиться, отойти, не ломать чужого покоя, но закусила удила. Будешь мой!!! Никуда не денешься, влюбишься и женишься. Однако избранник Марины не спешил в новый брак. Ему и старого хватало. Юлил, уходил змеей от преследования, обещал, уговаривал. Верила. Даже не потому, что любила, а потому, что хотелось победить в этой сумасшедшей гонке за главный приз. Но до поры до времени Марина проигрывала…

Как-то, забывшись, Селезнев притащил ее в универмаг. Только потом Марина осознала, что с женой они каждые выходные посещали этот центр. Так сказать, выходили в люди.

Любимый отдел: "Для дома, для семьи". Еще одна часть генеральной репетиции счастливого супружества. Впереди маячил призрак будущей жизни, кризис среднего возраста еще не стучался в дверь. Все впереди. Все хорошо. Именно поэтому, наверняка, оба так сладострастно и неторопливо вертели в руках замки и молоточки, ершики для мытья посуды, решетку для раковины и кольца для карнизов. Все новое, глянцевое, словно сошедшее со страниц заморского каталога.

Наверняка, его спина ловила жаркие и завистливые взгляды покупательниц — Хозяин пришел! И почувствовав мощный флюид, Марина, как, наверняка, и его жена, горделиво прижималась, помечая беглым объятием. Завидуют! Значит стоящий товар, надо брать. Пусть не сегодня, пусть потом, но мы все возьмем. Оптом. Без скидки. Скидок нам не надо. Хозяин… Скоро будешь моим.

Субботние вылазки настолько въелись в его подсознание, что, забывшись, притащил в отдел Марину. С видом фокусника, вынимающего из шляпы одну гадость за другой, демонстрировал сверла и сверлышки, шпатель и ручки от дверей. И еще новенькие ключи. От дома. А где-то рядом розовощекие мамзели стругали корейскую морковку и предлагали принять участие в рекламной распродаже. Тонкие, почти прозрачные стружки, одинаково прилипали к дорогим кашемировым пальто и дешевым китайским курткам. Маленькие поцелуйчики среди ноябрьской непогоды. Вслед неслись картонные слова западной рекламы, такой навязчивой и чужеродной в питерской дождливой слякоти.

Марина не успела опомниться, как Селезнев потащил ее дальше. Сквозь массивные двери, навстречу дождю и холоду. Они почти бежали и, задохнувшись, она вдруг представила, что еще немного, еще чуть-чуть, и они ворвутся в прозрачной-белоснежный мир, где высоко, почти под самым куполом этого маленького мирозданья блеснут два переплетенных кольца. И тогда… И тогда больше не нужно скрываться, считать минуты до расставания и звонить только после условного сигнала… Можно спорить по мелочам, и каждую ночь сворачиваться клубком около любимого, пропитываясь его запахом и снами. Почему у любящих разные сны? Чтобы они могли ими делиться. У остальных сны одинаковые, подернутые пылью и печалью.

В динамиках, словно подружка по бабьей доле, разновозрастных посетительниц утешала-уговаривала звонкоголосая Танечка: "Женское счастье, был бы милый рядом…". И вот оно перед ними раскрылось, настоящее счастье. Дамское. Портьеры и гардины, тюль и шелк волнами спадали на пушистые пледы и мягкие подушки.

— Смотри, вон видишь, те, полосатые шторы?

— Вижу.

— Нравятся?

— Очень.

— И мне. Правда, необычные? Алиса их здесь покупала. Очень стильно смотрятся. И к обоям замечательно подходят, помнишь, мы еще летом их клеили?

Отчего люди не летают? Да потому что падают, блин! И очень больно, не успев сгруппироваться. Ей тогда хватило сил, чтобы улыбнуться, похвалить безупречный вкус Алисы Селезневой, а потом… затеряться в толпе.

Как тяжело не заплакать на людях, слезы набухают, готовясь сорваться чернильными каплями, а ты внимательно изучаешь плакат на стене — "Аэрогриль — путь к сердцу мужчины". Мужчины… А какой путь лежит к сердцу женщины? Только на тридцатом году жизни она поняла — путь к сердцу женщину не должен лежать.