Непрописные истины воспитания. Избранные статьи - Симон Соловейчик

Попытки родителей вмешаться в мальчишечьи дела обычно лишь ухудшают положение. Надо просто как можно больше поддерживать ребенка дома, чтобы главными «нашими» в этой жизни были для него его родители, его семья, его дом. Тогда из той же самой потребности безопасности, из того же детского «стадного чувства» разовьются благородные свойства: готовность постоять и пострадать за друзей, верность в товариществе, надежность в отношениях с людьми, стойкость характера.

Насколько маленькому человеку живется труднее, чем взрослому! Его постоянно оценивают. Он получает отметки за каждый шаг – не только в школе, но и дома. Мы все время гадаем: хороший? плохой? способный? неспособный? Нельзя, чтобы жизнь детей превращалась в вечный экзамен.

Ребенка надо не только понимать, но и принимать, принимать таким, каков он есть. Понимают – умом, принимают – душой. Если чувствуешь, что к тебе относятся хорошо, любое замечание стерпишь. Не любят тебя – и слушать не хочется, всегда готов к отпору, и даже справедливое замечание не доходит до разума. Если я оттолкну сына от себя, если буду досаждать ему своими укорами, дом станет для него небезопасным. Скорее на улицу, где принимают! Без всяких условий! Так постепенно мы потеряем влияние на ребенка. Он уйдет душой из дому, и все недостатки его лишь усилятся. Но нет, я принимаю его – и он бежит в дом. И чем сильнее, чем хуже его пороки, тем больше нуждается он в том, чтобы дома его принимали, чтобы любили.

Где же место любви? Где место добру? Мальчик-отличник, мальчик-общественник, мальчик-чистюля; не надо обладать выдающимися душевными качествами, чтобы любить его.

Но вот другой мальчик – двоечник, лентяй, грязнуля. Тут-то и проявляется культура воспитателя, тут и начинаются любовь, добро, великодушие. Принять не-при-ятное – вот добро! Вот в чем труд души!

Добро к людям и любовь к людям – одно и то же. Быть добрым, не любя, невозможно, потому что добро требует душевных сил. Ребенок все время виноват перед нами? Значит, мы его не любим. Любимые не виноваты! А вот мы перед ребенком виноваты во сто раз больше – на нас лежит тяжкий грех нелюбви к собственным детям.

Каждый понимает: для воспитания ребенка прежде всего нужно найти с ним общий язык. Иначе воспитание невозможно. Но то и дело обращаемся мы к сыну или дочери:

– Я кому говорю?

– Я что, стенке говорю?

– Я тебе сколько раз говорил?

– Тебе хоть говори, хоть не говори!

– Ты что – не слышишь? Ты что – глухой? Ты оглох, что ли?

– Я тебя спрашиваю или нет?

– Ты что, не понимаешь?

– Ты почему молчишь?

– Ты что, язык проглотил?

Нам кажется, будто ребенок нас не слышит, нам кажется, что надо сказать еще раз, еще и еще, пока до него наконец дойдет. А до него, может, никогда и не дойдет, потому что мы не на том языке говорим!

Общий язык с детьми – это речь и движения души, язык желаний и чувств. Мы постоянно пользуемся словом «душа», хотя, по-моему, девять человек из десяти не знают, что это такое. О своей душе говорят отстраненно: не «мне больно» – а «душа болит», «душа страдает». Люблю – я, ненавижу – я. Но как люблю? Как ненавижу?

«Всей душой»… Значит, все другие чувства подчинены этой любви или этой ненависти.

Когда в душе человека преобладают чистые желания, говорят, что у него «чистая душа». Если же преобладают грязные, низкие желания и чувства, говорят: «низкая душа», «мелкая душа», «подлая душа», «грязная душонка» – завистливая, злобная, мелочная. Про двух людей, во всем согласных между собой, говорят: «они живут душа в душу». Предполагается, что если люди побеседуют искренне, открыто, у них был «задушевный разговор», «они поговорили по душам», «на душе легче стало». О человеке, который понял меня, говорят: «он заглянул мне в душу», «он душевный человек». Маленькие дети – это простые души, не сформировавшиеся, не окрепшие; хаос желаний и чувств. Но если мы точно поймем потребности ребенка, нам будет легче понять и его душу, уважать ее – уважать желания и чувства ребенка. А значит, найти с ним общий язык.

Для ребенка нет плохих или хороших людей, он видит только отношение к нему – плохое или хорошее. Отец – пьяница, но когда его поведут в милицию, пятилетняя девочка расплачется: «Мой папа хороший, он мне всегда приносит конфеты». Ребенок живет не в мире людей, а в мире отношений с людьми, и это слово – «отношение» – ключевое понятие педагогики.

Мне рассказывал молодой инженер из Ангарска: «Однажды пришли к десятилетнему сыну товарищи, сидят, разговаривают. Я прислушался: разговор идет о пересадке сердца… И вдруг мой сын говорит: “А я бы хотел, чтобы мне пересадили сердце папы… Мне нравится, какое у папы сердце”».

Вспоминаю этот рассказ и думаю: может быть, я встретил самого счастливого человека на земле?

Не у каждого из нас такое сердце, не каждый умеет любить детей, даже своих собственных, не каждый достаточно разумен, не каждый может контролировать свое поведение, не вспылить; в большинстве своем мы усталы и раздражительны. Но дети сами смягчают наши сердца – своим существованием, смехом, шалостями. Нам остается немногое – не бояться доброты в своем сердце.

А вообще люди – воспитуемы ли?

Это один из самых интересных и, кажется, один из самых неразрешимых вопросов человечества.

Чтобы ответить на него, психологи давно уже проводят так называемые лонгитюдные – многолетние – исследования одних и тех же людей, годами изучают двойняшек. Пытаются выяснить, что в человеке от природы, а что от воспитания. И каждый раз получают двусмысленные результаты, которые можно истолковать и так и этак.

Но ведь и все мы немножко психологи, все, продираясь сквозь толщу времени, невольно проводим свое собственное лонгитюдное исследование, наблюдая за одними и теми же людьми в течение многих лет.

Свой возраст и связанные с ним перемены заметить довольно трудно, потому что внутреннее «я», известное лишь его владельцу и больше никому, практически не меняется. Сейчас, когда я подхожу к более чем солидному возрастному рубежу, внутри себя я точно тот же, которого мама когда-то утром отвела в детский сад и оставила там одного – без мамы. Хорошо помню то состояние, оно во мне, оно часть меня, и оно не может измениться. Я есть я. Вы есть вы. Никакими усилиями ни меня, ни вас, читатель, изменить невозможно. Меняются взгляды, речи, поведение, но при этом человек остается самим собой. Вернее, в нем остается неизменным нечто самое существенное. Что это такое, что остается в человеке всегда и при всех кажущихся переменах?

По моим ненаучным наблюдениям, в каждом человеке есть неизменный, не изменяющийся в течение всей его жизни уровень справедливости, уровень совести. Не знаю, откуда он берется и от чего зависит (если бы узнать, это было бы важным открытием в педагогике) – но он есть. Именно этим уровнем определяется степень доверия, вызываемого человеком.