Поколение надежды - Дмитрий Ким

— Поехали со мной в Армавирский? У меня там знакомые грузины шабашат на стройке. До штуки в месяц можно заработать. Поехали? Нормальная тема. Денег заработаем, а там видно будет. Сейчас кооперативы все открывают, может, и мы с тобой что-нибудь замутим?

На том и порешили. На следующий день я собрал вещи, поблагодарил за всё Олега и дядю Лёню. И поехал с Женькой в совхоз.

Там расположились в местной гостинице. За символическую плату нам выделили двухместный номер в глинобитном домике, с туалетом во дворе и умывальником, в который надо было носить воду с колонки. Познакомился с Борей и Гочей. Грузины, родом из Кутаиси, оказались очень душевными парнями. Быстро выяснилось, что стройка для них была лишь ширмой. Основной доход приносили кражи. Они ездили по области, присматривали богатые дома и обчищали их. Вечерами за бутылкой коньяка Боря рассказывал о своей мечте — взять совхозную кассу, чтобы денег хватило на несколько лет. Он хотел путешествовать со своей девушкой. Гоча был молчуном. Лишь загадочно улыбался, когда Боря мечтательно делился своими планами. Боря звал нас с Женькой «на дело», обещал хорошую долю. Но, подумав, я решил, что это не наш путь.

— Надо открыть кооператив, — сказал я. — Вот в совхозе есть новенький Дом культуры. Даже дискотеки иногда проводят, а кафе нет. Некуда молодёжи сходить, вкусняшек попробовать. Или пива попить. Давай делать молочные коктейли и продавать пиво?

— А где мы возьмём мороженое и пиво?

— Не знаю, достанем где-нибудь.

За время учёбы в кооперативном техникуме я немного разобрался с тем, как работала система потребительской кооперации. Это была огромная махина всесоюзного масштаба, имевшая самую крупную в СССР сеть магазинов «Кооператор». В состав системы входили пищекомбинаты, пивзаводы, оптовые базы. На уровне области головная организация — облкоопторг, под ним райпотребсоюз, на уровне совхоза — сельское потребительское общество — сельпо. Я пошёл в местное сельпо со своей гениальной идеей.

— Давайте торговать мороженым и пивом! — радостно предложил я им.

— Да где ж ты его возьмешь?

— А где можно взять?

— Ну у нас есть фонды — лимиты — на Атбасарском молочном комбинате и пивзаводе. Но нам ничего по этим фондам не дают. Райпотребсоюзу даже не дают.

— Так давайте я возьму!

— Да кто ж тебе даст?

— Ну а кто там главный у них? Директор? Вот он и даст.

Председатель сельпо рассмеялся. Но, видимо, я ему чем-то понравился. И он предложил следующую схему:

— Если вдруг произойдёт чудо и тебе что-то дадут, то за проданный товар рассчитаешься наличными в кассу по закупочной цене. Нам чем выше товарооборот, тем лучше показатели. Давай, пробуй развлечь молодёжь.

Я взял доверенность, выписал в совхозе грузовик и поехал за 220 км в город Атбасар.

Мне понадобилось пять минут, чтобы уломать директора пивзавода дать мне дефицитное пиво по доверенности и договориться, что буду к ним приезжать два раза в неделю.

Первая партия — две тонны пива — разлетелась за полдня. Закупочная цена была пятьдесят пять копеек, продавал за рубль. За вычетом тридцати рублей (аренда автомобиля) на первой поставке я заработал чистыми девятьсот тридцать рублей. Из которых, правда, пару сотен пришлось отдать за мороженое — его никто не захотел покупать. Оно растаяло и в жидком виде было ужасным на вкус.

Так в девятнадцать лет я стал пивным магнатом совхозного разлива.

Два раза в неделю ездил в Атбасар. Грузил там от одной до двух тонн пива и продавал в своём совхозе. Мой портрет бизнесмена выглядел так: худой кудрявый парень стоит целый день возле бочек с пивом у совхозного Дома культуры. Деньги торчат из всех карманов. Вокруг местные мужики на лошадях и мотоциклах пьют водку, запивая её пивом, и угощают меня. Каждый день к вечеру я был изрядно пьян. Но на ногах держался, в отличие от многих своих покупателей.

Внезапно стало очень много денег. И я не знал, что с ними делать. Мы с Женькой оделись в самые дорогие шмотки, которые смогли найти тогда в районных магазинах. Периодически ездили на такси в Боровое — в Казахстанскую Швейцарию. Брали с собой совхозных девчонок и угощали их в ресторанах самыми дорогими блюдами и напитками. На большее фантазии не хватало. Так продолжалось недолго. Я пришёл в сельпо за очередной доверенностью. И застал там сильно расстроенного начальника.

— Звонил председатель райпотребсоюза. Ты за три месяца выбрал годовые фонды на пиво всего района. Он в ярости. Грозится меня уволить, а тебя порвать. Требует доставить тебя к нему в район.

Быть порванным каким-то злым дядькой совсем не входило в мои планы. Я закрыл остатки задолженности в кассе сельпо, сдал пустые бочки в совхоз, собрал вещи и, попрощавшись с Женькой, уехал в Целиноград.

Отношение к деньгам — очень важный аспект нашей жизни. Деньги — это энергия, которую нужно учиться уважать с ранних лет. В детстве мне внушали, что у семьи нет денег. Лет с десяти отец регулярно говорил, что я ему должен за то, что он меня кормит, поит, одевает, обувает. Конечно, он хотел этими словами привить мне ответственность перед ним, уважение к его заботе обо мне. Но моё детское восприятие транслировало в мозг совершенно другую информацию.

Первые деньги я заработал летом после четвёртого класса, трудясь в школьной бригаде по озеленению. Сорок рублей за месяц. Получать зарплату самостоятельно отец мне запретил. Сказал, что это не мои деньги. И с тех пор, пока мы жили вместе, всё заработанное мною получала мама. Она поступала мудрее. Получив очередную мою зарплату, спрашивала у меня разрешения и совета, на что потратить: отцу нужно купить новый костюм, младшим братьям, которых у меня двое, — куртки. Мне было очень приятно осознавать, что я помогаю семье. Но презрение к деньгам из-за отцовской позиции росло с каждым годом.

Когда я перешёл в шестой класс, моя школа заключила хозрасчётный договор с совхозом и взяла в управление один свинарник на четыреста голов. Ученикам с шестого по восьмой класс было предложено вступить в рабочие «звёздочки», чтобы один раз в месяц работать на ферме. Сначала желающих было много, но уже к концу второго месяца моя «звёздочка» ходила на работу почти каждый день, потому что остальные пионеры сдулись.

На третий месяц часто бывало, что в пять утра я оказывался на ферме один. В одиночку за три часа успевал почистить весь корпус, раздать корм, налить воды. Работа была тяжёлой, ещё и аммиачный запах свинарника въедался в кожу настолько, что от него невозможно было избавиться. Со мной никто не хотел сидеть за одной партой, когда я прибегал на занятия к девяти утра после фермы. Так сильно от меня воняло. Зимой зарабатывал до шестидесяти рублей в месяц. Летом, за полный рабочий месяц, — до ста восьмидесяти. Мама, завуч в школе, получала меньше. Но по решению отца, сколько бы я ни зарабатывал, это были не мои деньги. Такое отношение к заработку ребёнка — самый верный способ отбить у него уважение к деньгам. К концу школы я думал только об одном, что когда-нибудь смогу доказать родителям: деньги — это мусор. Я заработаю столько, что они не смогут у меня всё забрать, потому что некуда будет тратить!