Зона Топь - Марина Туровская
Шрифт:
Интервал:
— Не спешу, — твердо ответил Жора. — Какая помощь нужна?
Им навстречу нетвердой походкой брел кабан Борька. Колян поманил его и погладил по загривку.
— Выжил, Борька-скотинка. Жора, я свою машину буду разворачивать херову тучу времени, а времени как раз-то в обрез. Не успеваю, блин горелый. Короче, увезти Борьку надо. Тут недалеко, — Колян возбужденно замахал руками, показывая, куда именно везти. — С полкилометра будет, за крайним в деревне домом направо.
Колян обжег пальцы скуренным бычком и тут же достал новую сигарету. Жора пошевелил мокрыми пальцами, и Коля выдал ему сигарету. Закурили. Жора сделал две затяжки, откинул бычок.
— Поехали. Грузи своего хряка в багажник. Не выскочит?
— Не должен.
Проезжающие мимо аварии машины снижали скорость. Коля, вертя руками, показывал им, чтобы проезжали, что все нормально. И водители, сочувствующе улыбаясь, с легким сердцем ехали дальше.
Но одна из машин в шашечку, с желтым гребешком на крыше, ехала целенаправленно к ним и тормознула рядом.
Коля обернулся. Из такси вышла молодая женщина такой красоты и обаяния, что он невольно выкинул в снег дымящуюся сигарету, вытер руки о дубленку и поправил шапку. Женщина протянула руку:
— Здравствуйте, я Анна, мы с вами разговаривали по телефону. Видите, успела доехать за пятнадцать минут. Где Маша?
— А тама. — Колян махнул рукой в сторону поля. И откуда только слова взялись? Он заговорил быстро, захлебываясь слюной: — В «Лексусе». Жена моя, Ирка, и кума Полина с подругой вашей рядом. Подруга живая, только ранена… И как такое случилось, ума не приложу. Мы идем, а она, то есть машина, р-раз и подпрыгнула на кочке, а тут свинюшка машину боднула, и автомобиль полетел туда, в снег. Хорошо, что снег, хорошо, что не насмерть. Мы все так переживаем, так переживаем…
Анну, уставшую от перелета, от волнения за Машу, чуть пошатнула волна отчаянного вранья, исходящая от нервно говорящего мужчины.
— Что она жива, я знаю. Скажите, Коля…
Аня, видя его растерянность и непонятную причастность к произошедшему, чуть приподняла руку, добиваясь полного внимания.
Коля впервые в жизни ощутил, как морозный воздух обтек его лицо, постепенно нагреваясь от теплого к горячему. Но это еще было ничего, не так страшно, с похмелья и не такое бывает, а вот глаза, глаза красивой барышни, улыбающейся так понимающе, так приветливо… Твою мать! Не соврешь ей ничего!
— Скажите, Коля, а как все на самом деле случилось?
— Гадом буду, простите нас, дураков грешных! Мы виноваты. Мы все! — Воздух у лица и вокруг горла стал чуть прохладнее, и появилась возможность вдохнуть полной грудью. Коля заговорил спокойней и искренней: — Виноваты, но не напрямую. Короче, свадьбу мы сегодня свинячью делали, а они, скотины здоровенные, взяли да и на дорогу сиганули. Сбили они подругу вашу, то есть машину, сволочи хрюкающие.
Анну «отпустило». Коля говорил правду, и теперь Машу, которую бил холод там, в машине, стало легче спасать.
Анна спускалась в снежное поле, увязая по колено, а местами проваливаясь в междурядья по самую середину бедер, не придерживаясь глубоких следов людей, спасавших Машу. Она спешила.
А Коля, стоя на дороге, кричал вслед:
— В общем, «Скорую» и ГАИ мы вызвали! Первую помощь, как смогли, оказали! Вы уж извините, за ради Бога, я на десять минут отъеду. Мы договорились с Полиной, это у которой невеста свинюшка, виноватой будет только ее Хавронья, а мы своего жениха Борьку спрячем!
Аня не слушала, ее беспокоил только черный автомобиль с кровавым пятном на ветровом стекле. Она отмахнулась на ходу.
— Делайте как хотите…
Жора, пережив минуту откровенного страха, взбодрился, поправил на себе дубленку. Коля тут же почувствовал смену его настроения.
— Слушай, Жора, а как же он в багажник залезет? В смысле, Борька. Багажник у тебя высоко, а за досками мы не успеваем. Сейчас гаишники будут.
— Надо подумать.
Жора краем глаза наблюдал за действиями Анны, делающей какие-то манипуляции внутри «Лексуса». Тетка Полина и Ира наблюдали за нею, открыв рты.
— Ты смотри! — Колян нагнулся и достал из сугроба пол-литра мутной жидкости. — Не разбилась. Глянь, Жора, я ее на автомате пробкой закрыл, не пролилась. Я глотну.
Взболтнув самогонку, Колян встал «горнистом» и разом выпил полбутылки. После «глоточка» обтер рукавом дубленки горлышко и передал Жоре.
— Пей, а то совсем сейчас дуба дадим, блин горелый.
Не споря, Жора взял залапанную бутылку и быстро ее допил. Самогоночка оказалось ядреной, градусов в шестьдесят.
— Значит, так, Колян, подтвердишь потом, при разборках с ГАИ, что я был трезвый. Фиг с нею, с обивкой, затаскивай на заднее сиденье своего подростка.
Огромный свин, покачиваясь и мотая глупой головой, с которой медленно стекала струйка крови, преданно смотрел на хозяина. На открытую дверцу среагировал правильно, сунул морду внутрь салона и ждал, когда его запихнут в машину.
Жора одним пинком ноги вдавил его между сиденьями.
— Ты настоящий мужик, — растрогался Коля. — Если с той бабой, которая в поле слетела, все нормально будет, мы с тобой сегодня вечером трехлитровую банку самогона раздавим. Закуска за мой счет. Хоть бы она не померла.
Перед тем как сесть за руль, Жора не удержался и посмотрел в сторону «Лексуса». Зрелище было необычным. Анна достала из внутреннего кармана шубы одноразовый шприц, разорвала упаковку. Надела иглу, привычным движением взяла у себя из вены кисти левой руки кровь и ввела Маше.
Сев в машину, Жора снял шапку и вытер пот.
— Поверь, Колян, теперь девушка в машине выживет.
* * *
Я летела затылком вперед по черному бездонному коридору с зыбкими стенами.
Постепенно уходило ощущение тела. Сначала еще оставался затылок, затем только мозг, а после осталась душа. Но она состояла из шести прозрачных оболочек вокруг седьмой, более плотной и темной.
Душа занимала размер не то вселенной, не то бесконечно малой части микрона.
Впереди или где-то появился свет. Яркий до невозможности. Если бы у меня оставалось зрение, я бы ослепла.
Все ощущения изменились и умножились (была бы в добром здравии, сошла бы с ума) — были видны звуки и слышен цвет.
Белый свет нарастал, и вместе с ним нарастало ощущение полного понимания меня, для себя единственной. Понимания и прощения всех вольных и невольных грехов, которые теперь, перед невозможным ярким светом, оказались детским баловством. Осталось чувство всепрощения и бесконечной любви. Бесконечной любви и готовности принятия меня здесь, в вечной умности, отрешенности счастья.
— Мне здесь хорошо, но у меня Данила, — ощутила я свое слабое сопротивление обволакивающему меня счастью.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!