Методика очарования - Фаина Раевская

— И все-то у него не как у людей, — проворчала я, убирая бумаги обратно в кейс, — и кабинет не для работы, а для разврата, и домохозяйка, похожая на айсберг, и какие-то сводки погоды вместо нормальных деловых бумаг…

— Зато у него «Лексус», — отозвалась Катерина.

— Ну и что? Подумаешь, «Лексус»! Нам-то что с этого? У него на боках не написано, из-за чего Никиту убили, кому он дорогу перешел.

— А в бумажках прямо так и написано: мол, я, Вася Пупочкин, ненавижу Никиту, потому решил его убить, — съязвила подруга, обидевшись на мое преступное равнодушие к шикарному автомобилю.

— Нет, тоже не написано, — с сожалением вздохнула я. — Но я думала, что бумаги Никиты помогут хотя бы приблизительно понять, чем конкретно он занимался и не послужила ли именно его профессиональная деятельность причиной смерти.

Подружка с явной неохотой оторвалась от созерцания автомобиля и впервые одарила меня осмысленным взглядом:

— И что?

— Ничего.

— Совсем, что ли, ничего? — не поверила Катерина. Она выхватила кейс у меня из рук и решила лично удостовериться в том, что я говорю правду. Спустя несколько мгновений она недоуменно проворчала: — Не понимаю! Зачем Киту этот прогноз погоды?

В ответ я лишь печально вздохнула, ибо этот вопрос волновал и меня. Может, в капэкашнике отыщется более подробная информация? Теша себя этой мыслью, я засобиралась домой, чтобы там в спокойных условиях изучить содержимое карманного компьютера. Катьку удалось оторвать от «Лексуса» лишь после долгих пинков и уговоров. Бережно неся на лице смешанное выражение счастья и сожаления, она потопала следом за мной.

Дома нас ждало великое разочарование — на карманном компьютере Никиты стоял пароль, вот прямо так и было написано белым по синему: «Введите пароль». Я печально смотрела на эту надпись и время от времени горестно вздыхала. Вздохи достигли ушей Катерины, которая самым тщательным образом изучала метеосводки.

— Ну, что ты страдаешь? — оторвалась от бумаг подруга.

— Тут пароль, — мрачно ответила я.

Катька моего минорного настроения не разделяла. Она громко фыркнула и снова уткнулась в бумаги, а уже оттуда посоветовала:

— Попробуй ввести слово «пончик».

Я удивилась, но совету последовала, без особого, впрочем, успеха. Умная машина с потрясающей скоростью выдала ответ: «Неверный пароль».

— Ну, введи «пирожок», — отмахнулась Катерина, когда я поделилась с ней результатами неудачной попытки. — Или «гамбургер»…

— Но почему?! — Мне было непонятно, отчего это подругу заклинило на кулинарной теме. Может, она просто голодная?

— Кит как-то проболтался, что в детстве его дразнили не то пончиком, не то пирожком… Из-за нестандартной массы тела. Он на всю жизнь затаил обиду на одноклассников, а противную кличку использовал в качестве пароля не только для компьютера, но и для каких-то банковских документов. Если бы мы с тобой вздумали воспользоваться этими самыми бумагами, то смогли бы проделать это без труда.

Возможно, все так, но пока предстояло найти волшебное слово, ведь, как известно, в кулинарии обидных терминов полным-полно. Спустя полчаса затея найти детское прозвище Никиты и употребить его в качестве пароля потерпела полное фиаско. Легче заново переписать «Книгу о вкусной и здоровой пище», честное слово! Чего я только не пробовала: и присоветованный Катькой пирожок, и холодец, и студень, и сардельку, и даже мясной рулет в чесночном соусе — все мимо. Компьютер никак не хотел давать доступ к информации, хранящейся в его умном нутре и очень нужной нам. Тут и Катерина отбросила бумаги в сторону и, обхватив голову руками, призналась:

— Кошмар какой-то! Узловые письмена племени майя несут в себе больше смысла, чем эти сводки. По ним выходит, что Никита торговал погодой. Как такое может быть, Сан Саныч? Климат, он ведь от человека не зависит… А у тебя как дела?

— Никак, — вздохнула я. — Ты, наверное, что-то перепутала, Кать. Ни одно кулинарное прозвище компьютер не принимает.

— Чебурек пробовала?

— В каком смысле? — растерялась я.

— В смысле пароля, — повысила голос подружка, злясь на мою бестолковость.

— Я даже шаурму пробовала. И люля-кебаб тоже. Все равно ничего не получается. Что делать-то, Кать?

Подружка наморщила лоб, имитируя активную мозговую деятельность, а я, затаив дыхание, ожидала результатов этой самой деятельности. Так прошло минут десять. Мое терпение подверглось серьезному испытанию, однако иссякнуть не успело, потому что Катерина глубокомысленно изрекла:

— Надо ехать на биржу.

Если честно, я всегда думала, что биржа — это какое-то абстрактное понятие. Нет, в кино, конечно, показывали сумасшедших брокеров, которые орут непонятно по какому поводу и рискуют сорвать себе голосовые связки, опять же ни за что ни про что. Но то была самая настоящая капиталистическая биржа в Нью-Йорке. О существовании чего-то подобного на родине я тоже слышала, но никак не думала, что она реально существует. То есть в виде солидного здания, осаждаемого по утрам дорого одетыми молодыми клерками, желающими покричать в общественном месте. Представив свою личность в эпицентре галдящей толпы, я с ног до головы покрылась мурашками размером с мамонта. С раннего детства меня воспитывали в атмосфере тишины и покоя. Даже когда я совершала какие-то противозаконные акты (с точки зрения родителей, разумеется), на меня не кричали, а старались доходчиво объяснить, в чем заключается моя ошибка. Если я не понимала объяснений, то мама или папа шлепали меня по мягкому месту, после чего воспитательный процесс возобновлялся. Скандалы в нашей семье были редки, как месторождения алмазов в Подмосковье. Катьке хорошо, она с пеленок оказалась участницей миниатюрных мировых войн в отдельно взятой квартире. Ее предки о-очень любили выяснять отношения на уровне запредельных децибел. Лежа в кроватке или сидя в манеже, юная Катерина всегда оставляла за собой последнее слово. Справившись с мурашками, я робко поинтересовалась:

— Это действительно необходимо? Я имею в виду наш поход на биржу. Может, как-нибудь обойдемся? Давай лучше нанесем визит приятелю Никиты… Как его? Михаил Саламатин, кажется. Вдруг он нам и расскажет что-нибудь стоящее. А на биржу мы всегда успеем.

Я старалась быть как можно более убедительной, и, кажется, мне это удалось. Катерина после непродолжительных размышлений согласно кивнула:

— Хорошо. Только у меня один вопрос: как мы узнаем, где он живет? Лариса Ивановна, насколько я помню, не успела срисовать его адрес.

— Не беда! — с оптимизмом воскликнула я, обрадованная отменой визита на биржу. — Зато она прекрасно запомнила паспортные данные! Я сейчас позвоню Александрову, и он нам поможет. Я надеюсь…

При этих словах подружка презрительно фыркнула, а я пунцово зарделась.

Александр Александрович Александров является не только моим полным тезкой — с этим еще можно как-то жить. Хуже всего, что он служит в органах. В самых что ни на есть внутренних — он следователь. Как уже говорилось, некоторое время назад мы с Катериной вляпались в наследство. Вернее, вляпалась я, а Катька, подобно верному оруженосцу, все время находилась рядом. Ежу понятно, что просто так получить богатство невозможно, потому что в наше неспокойное время самая конфиденциальная информация слишком часто становится едва ли не всенародным достоянием. Произошла очень криминальная история, а я вместе с наследством получила в нагрузку и товарища Александрова со всеми его потрохами. Сашка не без труда вытащил нас из заварухи, после чего совсем неожиданно предложил мне руку и сердце. Катерина очень вовремя и к месту процитировала тетушку Чарли из Бразилии: «Ах, нет, он любит не меня, а мои миллионы!» Я прониклась и матримониальное предложение отклонила. На время. Отказ был мотивирован тем, что мне необходимо какое-то время на размышления, что все это слишком скоро и мы оба должны проверить свои чувства. С моей точки зрения, на такой отказ грех обижаться, но Александров почему-то обиделся.