Отечество без отцов - Арно Зурмински

Свой лагерь они разбили перед ветряной мельницей на обочине шоссе. Санитар, взявший на войну свою «Лейку», фотографировал солдатский быт на фоне мельницы и обещал сделать отпечатки. По просьбе солдат мельник отомкнул цепь от крыльев мельницы. Они запели как летящие у самой земли лебеди, обдувая при этом прохладным воздухом.

Ватага ребят, возглавляемая учительницей, прибыла строем «в колонну по три» к шоссе, чтобы приветствовать солдат. Они образовали полукруг рядом с бойцами, отдыхающими на обочине дороги. Учительница, молодая женщина в туфлях на высоких тонких каблуках, дирижировала, когда дети пели песню «С первой росой в горы…». Когда они закончили, на дорогу вышел семилетний карапуз, выбросил вверх правую руку, щелкнул деревянными каблуками и прокричал «Хайль Гитлер!»

Солдаты смеялись. Лейтенант беседовал с учительницей, а затем рассказывал во время марша, что эта женщина живет в Кельне, сюда, на край земли, ее отправили в приказном порядке, она ужасно тоскует по дому и готова вернуться домой хоть пешком. Янош предложил проводить ее до дома с положенными в таких случаях привалами, которые можно было бы, само собой разумеется, устраивать прямо в полях, где зреет урожай.

После обеда они прибыли в Ангербургише. Лейтенант расстелил карту и заявил, что во время Мировой войны в этой местности шли тяжелые бои. Одним словом, эта земля была обильно полита кровью. Здесь страшно свирепствовали казаки. Больше так не должно повториться. Поэтому они сейчас шагают на Восток.

У озера Мауэрзее артиллерийская батарея на конной тяге закончила свой дневной переход. Солдаты повели лошадей на водопой. Роберт Розен ласково похлопывал вспотевших животных. Он с радостью оказался бы в кавалерийской части. Лошади доверяли ему, они напоминали ему о крестьянском хозяйстве Розенов, но подобные склонности германский вермахт не принимал в расчет.

Вечером они купались в озере, разумеется, голышом, поскольку кроме аистов, лягушек, уток и стада коров, щипавших траву на берегу, не было никого, кто мог бы испугать сотню голых мужчин. Они вытащили из камышей ветхую лодчонку, вычерпали из нее воду и вышли на ней в озеро.

«У Бискайского залива…» пели они до тех пор, пока вода не заполнила всю лодку и та не пошла на дно, а экипаж вынужден был спасаться, добираясь до берега вплавь. Когда санитар захотел снять своей «Лейкой» кораблекрушение, вмешался фельдфебель. Голые солдаты на идущей ко дну лодке — таких фотографий быть не должно.

День завершился у дымящейся полевой кухни. Поскольку скот пасся на лугу, они устроились на ночлег в пустом коровнике. Петь песни никто больше не хотел, они слишком устали.

— Где находится твоя деревня? — спросил Гейнц Годевинд перед тем, как заснуть. Роберт Розен показал на северо-восток, но там уже царила темная ночь.

На Прусско-Литовской территории наш оптимизм несколько угас, так как нам предоставили плохие квартиры. Но мы шли дальше, сохраняя боевой дух и веселое настроение и уповая на путеводную звезду Наполеона.

Дневник вестфальца, 1812 год

Они промаршировали по булыжной мостовой к расположенному на отшибе поместью. Сквозь листву деревьев в парке их приветствовал господский дом, рядом расположились хозяйственные пристройки из красного кирпича и серые деревянные амбары. Заросший ряской пруд, рядом с которым был выгон для скота, сказочно смотрелся в этот летний день. К берегу прижались низенькие бараки наемных работников.

— Здесь нас никто не найдет, — прокомментировал Вальтер Пуш остановку в мазурской глуши.

Лейтенант Хаммерштайн велел роте располагаться и исчез в господском доме, чтобы удостовериться в том, что они прибыли в нужное место. Вместе с управляющим имением, пожилым человеком, опиравшимся на палку, он совершил обход сараев и помещений, где содержался скот, и определил, где должны были быть места расквартирования солдат. У колонки с водой выстроилась очередь, чтобы смыть дорожную пыль. Полевая кухня разместилась у входа в коровник, и вскоре пар начал вырываться из котла, затем в который уже раз был роздан гороховый суп с копченостями. В то время, как солдаты сидели у изгороди и хлебали суп из котелков, появился хозяин поместья.

— При кайзере я был майором кавалерии, — заявил помещик.

26 лет назад он участвовал в Мазурском сражении, которое разыгралось как раз в этой местности. Служанка следовала за ним с корзиной, в которой лежали три бутылки медового шнапса, очень сладкого и крепкого. В знак приветствия хозяин поместья распорядился угостить каждого солдата этим напитком. В благодарность они должны были построиться и громогласно прокричать ему здравицу. Испуганные голуби шарахнулись прочь, взлетев с крыши амбара.

Затем началось распределение спальных мест. Солдаты выискивали для себя темные закутки в амбаре и укладывались прямо на солому. Для капитана, который должен был прибыть к вечеру на своем вездеходном автомобиле, была приготовлена гостевая комната в господском доме. Лейтенанту была предоставлена каморка на чердаке с видом на парк и пруд. Фельдфебель Раймерс получил возможность вытянуть свои усталые части тела в чулане у кучера. Унтер-офицер Годевинд остался вместе со всеми в амбаре.

Они составили винтовки в пирамиды и подложили под голову ранцы взамен подушек. Со стороны пруда до них доносилось кряканье уток, а вдали, у леса, мычали коровы. Слуга вывел во двор двух лошадей вороной масти, привязал их к дверям конюшни, скребницей прошелся по ним, а затем накинул на спину каждой из них по седлу. Он вывел лошадей к подъезду господского дома, откуда вскоре появился хозяин поместья, одетый в кайзеровскую кавалерийскую форму и с железным крестом на мундире. Рядом с ним стоял лейтенант Хаммерштайн. Они поскакали в вечерних сумерках на Восток, ведя беседу о прошлых и сегодняшних войнах, о перспективах на урожай зерна и о цветущем клевере. Два часа такой езды прямиком — и они оказались бы у границы, которая как по линейке тянулась прямо через леса.

Годевинд решил часок вздремнуть. Прислонившись спиною к колодцу, смотрел он вслед облакам, плывущим в сторону границы, которую те могли пересекать, не спрашивая ни у кого разрешения на это.

Служанки принесли из господского дома корзинки со свежим хлебом, к нему полагалось масло и сваренные вкрутую яйца. Из кувшина они наливали смородиновый сок.

— Обычно наш хозяин ведет себя иначе, — говорили они. — Когда приходят солдаты, он проявляет щедрость.

Вальтер Пуш писал письмо своей Ильзе, изображая в красках трудности долгого пешего перехода, волдыри на ногах и застывшую в своей отсталости мазурскую глушь.

Роберт Розен в это время шел по парку. У забора, ограждавшего загон для лошадей, он остановился, чтобы поговорить с ними. По его предположению, в двадцати пяти километрах западнее этого места должен был находиться его родной Подванген.

Когда он вернулся на двор, то Годевинд встретил его словами: «Если ты заберешься на крышу амбара, то сможешь увидеть русскую границу». Но у обоих не было никакого желания карабкаться на крышу амбара. Они с гораздо большей охотой расположились у края колодца и стали смотреть на Восток, где постепенно тьма вступала в свои права. Не было никаких сигнальных огней, указывавших на очертание границы, а звезды, казалось, забыли о том, что им пора бы уже появиться на небе.