Песня чудовищ - Анастасия Андрианова

Звездочёт заржал, когда к нему подошёл Домир и перерезал ремни, которыми Ивлад закрепил девоптицу. Металл царапнул по коже коня, и когда Домир хлопнул его по крупу, тот испуганно бросился прочь, несмотря на все окрики Ивлада. Дружинники расступились в стороны, пропуская Звездочёта. Девоптица кулём упала на снег.

Ивлад задохнулся от злости.

– Что ты творишь, Ружан! Это конь Нежаты! Что ты скажешь ей, когда она спросит, где её скакун?

– Так с тебя же спросит, младший, с тебя.

Рагдай схватил девоптицу, которая лежала бездвижно, не издавая ни звука, и взвалил себе на плечо. Ивлад с тоской подумал, что она, быть может, уже успела погибнуть: расшибиться от удара или истечь кровью из раненого крыла…

В отчаянии Ивлад замахнулся ножом, но Ружан перехватил его руку и резко завёл за спину. Ивлад скорчился от боли и разжал пальцы. Нож выпал в снег, на него тут же наступила нога в тяжёлом сапоге. На помощь Ружану пришли дружинники: скрутили Ивлада, ударили под колени, чтобы сбить с ног, и привязали сидя к стволу дерева. Ружан расстегнул на брате кафтан и нижнюю рубашку и снял с него капюшон. Ивлад сгорал от ярости и, когда лицо брата оказалось на одном уровне с ним, прошипел:

– Отец всё равно узнает…

– Не-ет, – почти ласково протянул Ружан, зачерпнул горсть снега и растёр по голой груди Ивлада. – Не узнает. Ты умрёшь здесь, братец. Замёрзнешь насмерть. Если повезёт, тебя найдут и убьют девоптицы или сгрызут волки. Не придётся долго мучиться.

Ружан стянул с Ивлада сапоги и сгрёб снег к голым ногам. Ивлада трясло от злости и холода. Он беспомощно дёргался, чувствуя, как ноги и руки начинают затекать, а кожа на груди немеет. Дружинники ухмылялись и тёрли бороды, наблюдая за ними с Ружаном как за представлением.

– Я бы пожелал тебе лёгкой смерти, потому что люблю тебя, братец. Но ты разозлил меня, когда ослушался отцовского наказа, поэтому… Просто умри, малыш Ивлад.

Ружан потрепал его по щеке, выпрямился и пошёл к своим людям, лишь раз обернувшись на Ивлада.

Домир постоял немного у дерева, будто хотел что-то сказать младшему брату, но, когда Ружан окликнул его, встрепенулся и почти бегом вернулся к своим, так и не проронив ни слова.

Дружинники вернулись в сёдла и поскакали, вздымая пушистый снег. Ивлад бессильно заплакал, глядя, как негреющее солнце выползает из-за вершин Серебряного леса.

Лита старалась не шевелиться, потому что даже случайное движение причиняло сильную боль в крыле. Её мысли были затуманены страхом: что, если эти странные люди её убьют? Что, если она больше никогда не сможет летать?

Красивого юношу связали и оставили в перелеске на замёрзшем болоте – Лита не могла разобраться, рада ли она возмездию или жалеет непрошеного гостя. Как они его называли? Ивлад?

Новые пленители пока не причиняли ей вреда, но почему-то внушали больше страха. Их была целая толпа: все на конях да при оружии, а от того юноши, который взял её на своего скакуна, веяло такой явной опасностью, что он сам напоминал наточенный клинок, острый и беспощадный.

– Ружан Радимович! – обратился к нему молодой темноволосый дружинник, поравнявшись. – Передохнуть бы моим воинам. Куда гнаться? Младший твой братец уж точно в погоню не пустится.

Ружан издал короткий смешок:

– Тут ты прав, Рагдай, не пустится. Но вдруг отец мой умереть вздумает? Мы и так тянули время, ожидая глупого братца.

– Все мы подтвердим, что девоптица – твоя добыча. Мой отец объявит всем войскам и боярской думе, а с ним никто спорить не осмелится.

Но старший царевич только пришпорил коня, взметнув снежные вихри, и дружине ничего не оставалось, как последовать за ним.

Он сбавил скорость, лишь когда впереди показались крыши постоялого двора.

– Не в чистом поле же отдыхать, – крикнул он Рагдаю.

– Сказал бы сразу, что хочешь, чтоб все на твою девоптицу поглядели и слухи пустили: мол, Ружан уже поймал и везёт отцу, – заметил юноша, похожий сразу и на Ружана, и на Ивлада, – их средний брат, как поняла Лита.

Ружан самодовольно хохотнул:

– Ты проницателен, Домир. Ну а как же: истинный царь пускает впереди себя свою славу. Пусть летят по деревням разговоры да сказываются сказки.

Остановившись у постоялого двора, Ружан закинул сеть с Литой за спину и зашагал намеренно неторопливо, поворачиваясь так, чтобы всем было видно его ношу. Высыпал на улицу народ: хозяин двора да трактирщик с семьями и несколько постояльцев в богатых одеждах. Лита мельком взглянула на них и тут же зажмурилась: так страшно было видеть удивлённые лица, восхищённые улыбки и пальцы, указывающие на Ружана. Да нет, не на Ружана, а на неё саму показывали люди.

Нарастал людской гомон. Смеялись, кричали и ахали громко. Доносилось отовсюду:

– Чудище поймал!

– Ай да царевич!

– Девоптица! Настоящая! Живая или мёртвая?

– А поближе дашь рассмотреть?

Остановившись у гостевого дома, Ружан снял с плеча сетку и уложил Литу на землю. Заскрипели шаги по снегу, и Лита ещё сильнее зажмурила веки, сжалась в комок. Она представляла: вот-вот обступят её со всех сторон злые люди, станут разглядывать и потешаться, а иной, может, и палкой ткнёт…

– Ближе не подходите, – грозно предупредил голос Рагдая. – То царевича добыча, глазеть глазейте, но не забывайтесь. Подарок для царя, не для вас. Радуйтесь, что такое зрелище выпало на вашу долю.

– Приготовьте комнаты мне и моей дружине, – велел Ружан. – И для птицы пришлите служанку, но только ту, кто умеет лечить раны.

Народ всполошился, хозяин постоялого двора прикрикнул на них, и шаги удалились. Литу вновь подхватили, а спустя несколько минут она уже очутилась в тёплом помещении.

Никогда прежде ей не доводилось бывать в людских жилищах, если не считать кособоких изб, где жили служанки, но туда Лита заходила считаные разы. Девоптицы не мёрзнут зимой, им нет нужды прятаться в холода, а в дождь их укрывает полог Серебряного леса – листочки яблонь ложатся друг друга, как черепица на крыше, оттого единственные дома девоптиц – широкие гнёзда, устроенные прямо у стволов самых могучих деревьев.

Литу вновь опустили на пол. Она почувствовала, как с неё снимают сеть, и открыла глаза. Вокруг царил полумрак, и деревянные стены непривычно обступали со всех сторон, словно огромное дупло. Необычный жар окутал Литу. В помещении было так тепло, как бывает только среди лета, и дышалось здесь труднее.

Ружан присел напротив Литы и склонил голову, разглядывая девоптицу. Она хмуро взглянула на него в ответ.

– Ты понимаешь, что я говорю? – спросил он.

Лита медленно кивнула.

– Тогда давай договариваться по-хорошему, – продолжил Ружан. – Я сниму с твоего рта повязку и позволю слугам обработать раненое крыло. Я буду тебя кормить и заботиться до тех пор, пока мы не прибудем во дворец. Я буду добр. – Он протянул руку и дотронулся до щеки Литы. Девоптица вздрогнула и отстранилась от человеческого прикосновения, холодного с мороза, на что Ружан мягко рассмеялся. – Не бойся, говорю же, не обижу. Но и ты веди себя благоразумно. Не смей затевать никакого колдовства. Не пой своих чародейских песен и говори только тогда, когда к тебе обращусь я или Рагдай. Ты поняла?