Пятый всадник - Максин Паэтро

А сейчас Лоренс защищал Муниципальный госпиталь Сан-Франциско на процессе, один из исходов которого мог привести к полной смене руководства, передаче в другие руки или вообще к полному закрытию больницы. Но самое главное, что Крамер противостоял лично ей, Морин.

Лифт замер на втором этаже Дворца правосудия, и три новых пассажира ступили внутрь небольшого, обшитого красным деревом ящика, вынудив О'Мара прижаться к могучему боку Крамера. Физический контакт с человеком, собиравшимся переехать ее саму и превратить ее клиентуру в горсть пыли. Это уже слишком.

Тут Морин внезапно охватило сомнение. Получится ли? Ей еще не доводилось браться за столь сложное дело. Мало того, она не знала ни одного человека, который бы проделал нечто подобное. Процесс будет очень серьезным.

Судорожно затормозив, лифт распахнул двери на четвертом этаже, и она вышла первой, на полшага опередив Лоренса Крамера. Он, можно сказать, дышал ей в затылок, наваливался сзади, готовясь, видимо, исподтишка разрядиться высоковольтным разрядом в спину.

Вперив решительные взоры в пространство, адвокаты-соперники маршировали чуть ли не в ногу, ритмично клацая набойками по мраморному полу широкого коридора.

Морин еще раз взвесила ситуацию.

Пусть даже Крамер и на десять лет старше, она все равно работает на уровне его лиги. Или по крайней мере вот-вот в нее перейдет. Кроме того, у нее тоже гарвардский диплом. Ее тоже возбуждает запах сырой крови и визг противника, живьем раздираемого на судебном слушании. Мало того, за ней в этом деле стоит кое-что еще. За ней стоит правда.

Правда — сила. Правда — сила…

Самодельный лозунг успокоил Морин, как глоток прохладной воды, а заодно оживил, придал бодрости перед крупнейшим процессом в ее биографии. Пожалуй, пришла пора Крамеру уступить место на телеэкранах. Для нее.

Она за секунду до своего оппонента достигла распахнутой двери и увидела, что обшитый дубом зал набит практически под завязку.

Справа, за столом истца на том конце центрального прохода, уже сидел и рылся в бумагах ее партнер и официальный заместитель Бобби Перлстайн. Карен Палмер, ассистентка Морин, наводила последний лоск на вещественные доказательства и стопки документов. Завидев руководителя, они вскинули головы, подарив ей отважные улыбки рвущихся в бой героев.

Морин расцвела в ответ. Двигаясь к помощникам, она подмечала многих своих клиентов, обмениваясь с ними поклоном, приветственным взмахом руки, подмигиванием, улыбкой… От десятков благодарных глаз теплело на душе.

Правда — сила.

От нетерпения хоть гарцуй на месте.

Так вперед же! Сегодня ее день!

Тем утром, стоя возле окошка регистрации ходатайств на первом этаже Дворца правосудия по адресу Макаллистер-стрит, строение 400, Юки вдруг вспомнила, что пресловутый процесс О'Мара против муниципального госпиталя должен вот-вот начаться.

Живший в ней адвокат страстно мечтал посмотреть на это зрелище.

Она кинула взгляд на часы, сторонкой обошла раздраженную толпу в холле и решительным шагом двинулась вверх по лестнице. Добравшись до четвертого этажа, слегка запыхавшаяся, она юркнула в дверь зала судебных слушаний.

И увидела, что на месте судьи-председателя восседает сам Бевинс.

За семидесятилетним Бевинсом закрепилась репутация справедливого, хотя и непредсказуемого судьи, о чем недвусмысленно намекала его седовласая шевелюра, стянутая на затылке в «конский хвост».

Юки пристроилась в свободном кресле неподалеку от двери — и тут заметила темноволосого человека, сидевшего от нее через проход. На нем были слаксы цвета хаки, блейзер поверх розовой сорочки на пуговицах-кнопках и клубный галстук.

Через секунду в голове что-то щелкнуло, и лицо красавчика совместилось с именем. Дернувшись как от удара, Юки поняла, что они знакомы: это же Деннис Гарза, тот самый врач из приемного покоя.

«Ну естественно. Вызвали сюда свидетелем».

В зале поднялся гул. Вышла Морин О'Мара. Стройная высокая женщина, одета в прекрасно сидящую серую деловую двойку от Армани, черные туфли, каблук низкий. Хм-м… Четко выраженные, запоминающиеся черты лица и на редкость замечательные волосы: темно-рыжая копна… Даже не так — стекающая по плечам грива, готовая взметнуться волной, стоит только повернуть голову. Именно этот картинный прием О'Мара тут же продемонстрировала. Ну-ну…

Привлекательная женщина-адвокат повернулась к суду, сказала «доброе утро» заседателям, представилась и начала вступительную речь, предварительно подняв в воздух чью-то крупноформатную фотографию, явно из семейного альбома. Каждый мог видеть, что на столе лежит целая стопка аналогичных снимков.

— Прошу вас, взгляните внимательно. Не торопитесь. Эту молодую женщину звали Аманда Клеммонс, — сказала О'Мара, еще выше приподняв фото веснушчатой полнеющей блондинки лет тридцати пяти. — В мае прошлого года Аманда играла в уличный баскетбол со своими тремя малолетними детьми рядом с домом. Их отец и супруг Аманды, Саймон Клеммонс, погиб в автокатастрофе за полгода до этого… Аманду никто бы не назвал даже любителем баскетбола, но молодая вдова знала, что теперь она должна играть роль и матери, и отца для Адама, Джона и Криса. И она была готова сделать все, что от нее требуется… Представьте ее живой. Полненькая смешная мама в белых шортах и синей футболке бежит с мячиком, готовясь забросить его в самодельную корзинку над гаражной дверью, к вящему восторгу сыновей… Маленький Джонни потом рассказывал мне, что мама смеялась и подшучивала над ними, как вдруг зацепилась мыском за трещину в асфальте — и неудачно упала. Через полчаса прибыла «скорая помощь» и увезла Аманду в больницу, где по рентгеновским снимкам ей поставили диагноз. Перелом стопы. Эта травма едва ли сказалась бы на ней: в конце концов, Аманда была молода, крепка и вынослива. Настоящий боец, она даже ту синюю футболку носила с этим словом. Американская героиня, причем не с плаката, а из жизни… И все бы хорошо, но ее положили… в Муниципальный госпиталь Сан-Франциско! — О'Мара повысила голос: — И тем самым поставили точку в ее жизни. Прошу вас, посмотрите внимательно, как можно внимательнее, на этот снимок. Тот самый снимок, с которым маленькие дети Аманды Клеммонс стояли на похоронах своей мамы.

Рассказывая эту историю, Морин и сама чувствовала, как разрастается в ней гнев. Хотя им не пришлось встретиться при жизни Аманды, молодая мать была столь же реальна в глазах Морин, как и самый настоящий друг из плоти и крови. А коль скоро О'Мара работала, не щадя сил, то друзей у нее было не так уж и много.

Похожие чувства Морин питала ко всем остальным своим клиентам. Нет-нет, тут же мысленно поправилась она, не клиентам, а жертвам. Она многое знала об их жизни, об их семьях, помнила имена детей и супругов…

И точно знала, как именно они умерли в стенах муниципального госпиталя.