Время мушкетов - Денис Юрин

Пока полковник лебезил и заискивающе обхаживал сиятельного графа, пехотный майор невозмутимо ел, но, стоило лишь к поздней трапезе присоединиться третьему участнику, грозный усач отложил обглоданную не до конца кость и впервые воспользовался салфеткой, чтобы вытереть сальные руки и перепачканный жиром квадратный подбородок.

– Вот мы и собрались, господа. Признателен вам, губернатор, что не заставили ждать. Пунктуальность – черта, не свойственная особам вашего круга, но вы – приятное исключение, – к искреннему удивлению Штелера, дурно воспитанный мужлан в офицерском мундире проявил некое подобие галантности и даже сподобился отвесить вельможе поклон. – Прежде чем вы, Ваше Сиятельство, изволите начать беседу, о конфиденциальном характере которой все присутствующие наверняка уже догадались, – Шриттвиннер многозначительно покосился на коменданта, – мне хотелось бы ознакомить вас с содержанием еще одного послания, собственноручно написанного лично знакомой вам особой.

Майор достал из-за пазухи аккуратно запечатанный конверт и положил его на стол перед губернатором. Витиеватый слог изложения был совершенно излишним, одного лишь беглого взгляда на печать было достаточно, чтобы полковник понял, о какой такой важной персоне шла речь. Он сам дважды в жизни получал послания с точно таким же оттиском на сургуче «величественный барс с короной на голове»: двадцать лет назад герканский король пожаловал ему орден голубой ленты, а пятнадцать – ему присвоили баронский титул. Письмо, без сомнений, было от самого короля, а значит, дело предстояло серьезное и секретное, если о нем не знали ни в министерствах, ни даже при штабе главнокомандующего.

Потратив на изучение бумаги всего несколько секунд, граф Корпштайн небрежно протянул ее полковнику. Король был резок и немногословен, как и подобало истинному герканскому монарху. Письмо, скорее записка, содержало лишь важную информацию, не давало объяснений и не допускало даже легкого намека на ослушание.

«Генерал-Губернатору Новых Земель,

Графу Корпштайну.

Сиим письмом предоставляю майору Шриттвиннеру неограниченные полномочия на вверенных Вам территориях. Вы, а также все подчиненные Вам армейские офицеры и чиновники штатских служб должны беспрекословно выполнять приказы майора, какими бы странными они ни показались. Неподчинение карается смертью. Вы, граф, несете личную ответственность за успех всех предприятий и за жизнь майора Шриттвиннера.

Король Герканский

Арвий Седьмой»

Генерал с полковником сидели молча и напоминали каменные изваяния. Виданное ли дело – быть на побегушках у какого-то майора, фактически уступить ему свои посты да еще головой отвечать за то, чтобы офицеришка случайно не напоролся на нож в кабацкой драке или, к примеру, пьяным не свалился с коня.

«За что?! Ну за что мне все это?! Чем я королю не угодил?! За что он меня унижает? А если весть до двора докатится?! Я же стану посмешищем, так опозорить весь род…» – вертелось в голове генерал-губернатора. «Уж лучше б ревизия, от проверяющего откупиться можно, если, конечно, приказ об аресте не подписан задолго до начала проверки», – горевал комендант, с вожделением глядя на бутылку вина, дотянуться до которой у него не хватало сил.

Видя, какой эффект произвело на собеседников послание, майор великодушно решил поухаживать за оцепеневшими господами. Он налил им вина и буквально всунул бокалы в покрывшиеся потом ладони.

– Господа, поверьте, ничего страшного не стряслось. Король к вам по-прежнему благосклонен и в случае успеха осыплет почестями, – принялся успокаивать высокие чины майор, не забывая подливать им лекарство от вспотевших рук и пересохших гортаней. – Формально предприятием будете руководить вы, на славу не претендую. Я лишь буду присутствовать и давать советы, обязательные к исполнению.

– Что…что за предприятие предстоит? – слетело с побелевших губ графа, щеки которого, однако, уже снова приобрели здоровый, розовый оттенок.

– Да так, Ваше Сиятельство, ничего особенного… – небрежно отмахнулся великан, потянувшись за новой бутылкой, – небольшая война с филанийской колонией, недели за две-три управимся…

* * *

К удивлению часовых, дежуривших возле ворот, до трех часов ночи в окне третьего этажа главного здания, где как раз находился кабинет коменданта гердосского гарнизона, горел свет. Там шло совещание столь важное, что даже старшие офицеры, занимавшие комнаты на одном этаже с апартаментами полковника Штелера, вынуждены были временно потеснить младший командный состав. Те же, кто не хотел ночевать в походных условиях, то есть в маленьких комнатках на составленных креслах да еще вблизи от храпевшего соседа, отправились на поиски приключений в город, благо что все три кабака Гердоса не закрывались на ночь, а четыре дня назад офицеры как раз получили жалованье.

Меньше, чем офицерам, повезло лишь кавалеристам из Дельборга, сопровождавшим карету генерал-губернатора. Проскакав по размытым дорогам более пятнадцати миль, они остались ночевать на холодном плацу. Хоть лошадей и распрягли, командир отряда не отпустил солдат в казармы. В любой момент возле кареты мог появиться недовольный губернатор (вельможи не пребывают в хорошем расположении духа, если их вынуждают сначала куда-то ехать, а затем не спать по ночам) и потребовать немедленного отправления. К тому же их хозяин – человек, гибель которого могла стоить всем им жизни, сейчас находился в очень странном, неподобающем его статусу окружении, а третий этаж охраняли пятеро чужаков весьма сомнительной внешности. Одним словом, если бы не строжайший приказ Его Сиятельства, командир эскорта ни за что бы не согласился остаться на плацу.

Пока офицеры ворчали, отлеживая спины на самодельных постелях или пьянствуя по кабакам, а лейтенант первого дельборгского полка метался по плацу, рисуя в богатом воображении картины различной степени ужасности, троица в кабинете коменданта вершила историю, точнее, вершил один, а двое других находились рядом, почесывали вспотевшие лбы и внимали его «советам».

Состав участников военного совета с ужина остался неизменным, а вот их диспозиция изменилась к половине первого часа судьбоносной ночи. Посуда и яства исчезли из комнаты, на столе появились карты Гердоса, Дельборга и всей колонии. Листы фиктивного отчета из красивых кожаных папочек были безжалостно использованы на черновики, а из недр письменного стола коменданта были извлечены ворох гусиных перьев и запыленные чертежные инструменты.

Две трети пространства за столом занимала могучая фигура майора. Он навис над разложенной картой и морщил лоб, лишь изредка издавая нечленораздельные звуки – нечто среднее между крепкими армейскими ругательствами и рыком голодного зверя. Сидевшие по обе стороны от мыслителя прекрасно понимали трудности, с которыми столкнулся приезжий, и даже прониклись сочувствием к его наверняка разболевшейся голове. Большую часть карты составляло огромное зеленое пятно, поверх которого чернилами были нанесены две надписи: «далеры» и «маковы», а узенькая полоска, идущая по берегу Удмиры, представляла собой сложную мозаику из значков, линий и надписей. Первые лица колонии хоть и прожили здесь долее пяти лет, но сами с трудом понимали многие неразборчивые надписи и понятия не имели, что обозначают некоторые символы да значки. Настоящих картографов в Гердосе, да и во всей колонии, не было, изменения, которые далеко не всегда были важны, с точки зрения военного дела, наносились офицерами от случая к случаю, по мере необходимости.