Столичная штучка - Ольга Дремова

— Может, вернуть назад? — нерешительно произнесла Света, спрашивая глазами совета у дочери.

— Я бы не стала его обижать, — уверенно ответила та. — Мам, он так старался! Посмотри, он же думал о тебе, и потом, ничего страшного в этом нет, это же не бриллиантовое колье, я так думаю.

— Сделайте, пожалуйста, умные лица! — и не успели женщины сообразить, в чем дело, как Володя, неслышно появившийся в коридоре, уже нажал кнопку. — Вот теперь порядок в танковых войсках, — удовлетворенно заявил он, присаживаясь к столу и всем своим видом показывая, что готов к употреблению сладкой радости.

— Ну, раз прибыл, разрезай, — Алена протянула брату нож, а сама пошла к плите подогреть остывший чайник. — Мам, ты не против?

— Что ты, нет, конечно, — мягко улыбнулась Светлана, наблюдая за суетой ребят.

Володя поставил нож по центру и надавил на рукоятку. Рассчитывая, что воздушные коржи поддадутся легко, он не стал нажимать сильно, но неожиданно, проходя через фигурку центрального дворца, лезвие наткнулось на что-то твердое. Недовольно сморщившись, он усилил давление на нож, но тот, встав вмертвую, не сдвинулся ни на йоту.

— Что за черт? — озадаченно проговорил Володя, вытаскивая нож и вставляя его заново.

— Что ты ругаешься, как сапожник? — укоризненно произнесла Алена.

— Если ты такая умная, — на, режь сама, а я полюбуюсь, — и Володя протянул нож сестре.

— Легко, — Алена непринужденно провела ножом по башенке.

Дернувшись, нож соскочил немного на сторону, но все же отрезал неровный кусок. Отодвинув сладкий треугольник лопаткой, Алена озадаченно посмотрела на мать и нерешительно остановилась. Глядя на растерянное лицо дочери, Светлана повернула коробку с гигантским тортом по кругу и увидела, что лезвие ножа, соскользнувшее в сторону, открыло небольшую пластиковую коробочку, лежащую в сундучке главной башенки, под толстым слоем клубничного джема. Подковырнув ножом, она взяла коробочку в руки и, аккуратно счистив с поверхности сливки, нажала на провалившийся внутрь замочек. Щелкнув, она раскрылась, и лицо Светланы покрылось бледностью. На алой атласной подушке, как раз в тон джему, блестело кольцо с россыпью мелких прозрачных камушков, похожих на искрящиеся частички инея.

— А вот и бриллиантовое колье, — с расстановкой выдохнула Алена. — Что будешь делать? — она изучающе посмотрела на мать. — Вернешь?

— А ты как думаешь? — голос Светланы прозвучал хрипло, словно с надтреснутой пластинки старого патефона.

— Решать тебе, но я бы отдавать не спешила, — неожиданно проговорила дочь.

— Что? — Светлана не поверила своим ушам. — Ты соображаешь, что говоришь?

— А что такого она сказала? — вступился за сестру Володя.

— Такие подарки просто так не дарят, за них придется платить, вы уже достаточно взрослые, чтобы понять это, — краснея, с трудом выговорила Света.

— Знаешь, иногда положительные эмоции от оплаты перекрывают радость от самого подарка, — философски произнесла Алена. — Мам, он тебе нравится?

— Кто, Дима?

— А что, имеется кто-то еще? — вытаращил глаза Володя.

— Помолчи, — недовольно отмахнулась от брата Аленка. — Он тебе нравится? — настойчиво повторила она.

— Это не имеет значения, — опустила голову Светлана. — Прежде всего, у меня есть вы, а потом уже…

— Потом будет поздно, мам, — негромко проговорила Алена. — Пока ты еще молодая, устраивай свою жизнь, а мы тебе мешать не станем. Правда, Вовчик?

— Не знаю, как ты, а я уже начинаю помогать, — сказал он и положил себе огромный кусок клубничного торта.

* * *

— Шесть лет, подружка, это не жук начхал, это что-нибудь да значит, — двумя пальцами Римма пощупала материю дешевенькой шторы, висящей в комнате, и брезгливо дернула носом. — Рассказывай.

— А что рассказывать, если ты и сама все видишь, — повела плечами Оксана. — Ты лучше расскажи, как ты устроилась, а то ехала ко мне полгода, словно земной шар пешком по экватору огибала, ведь мы с тобой не виделись с тех самых пор, как я из ресторана уволилась.

— Экватор — не экватор, а Москву я исколесила вдоль и поперек, — проговорила Римма, с шумом приземляясь в потертое старомодное кресло. — Шесть лет, как мы с тобой из Севастополя свалили, а фишка только последние полгода поперла, но нечего на бога серчать, фишка, скажу тебе, ломовая!

— Да что ты! — заинтересованно вставила Бубнова, за неимением второго кресла опускаясь на стул.

— Точно говорю, — задорно кивнула Козлова и, не в силах сдержать улыбку, торжествующе посмотрела на подругу. — Столько всего за эти полгода произошло, что мысли враскоряку! А давай с самого начала, — махнула рукой Римма и внимательно посмотрела на Оксану. — Как только ты в мае ушла из нашего ресторанчика, буквально дня через два, что ли, к нам на ночь завалилась такая лихая компания — просто жуть. Гуляли до самого утра и выпили столько, что и сказать не смогу. Визг, гам, профилактические мероприятия на бильярдном столе, ну чего я тебе рассказываю, ты же сама обо всем знаешь.

Девчонок было мало, в основном одни мужички подобрались, и какие, Ксюшечка! Глаз не оторвать! Все как на подбор: высокие, красивые, денег — Клондайк, только и знай по карманам официанткам распихивают да в оркестр швыряют. Я сначала обрадовалась, что с этих дебоширов можно будет снять уйму тугриков, а потом, посмотрев на всю эту роскошь, вдруг чухнулась: стой, говорю, Козлова, не будь полной идиоткой, это ж твой шанс!

— Прямо так и подумала? — переспросила Бубнова. Подавшись немного вперед, возбужденно дыша, она смотрела во все глаза на подругу и боялась пропустить хоть слово.

— Вот тебе крест через все пузо, — звонко произнесла Римма и широко, размашисто осенила себя крестом.

— Ты же неверующая, — удивилась Оксана.

— Это к делу не относится, — Римма взмахнула рукой, будто рассекая пространство надвое. — Короче, Ксюх, стала я присматриваться к этой публике повнимательнее. А что? — прервала она сама себя, — ты же выудила из этой помойки московского хахаля, а я что, хуже?

— Ничуть не хуже, — согласилась Бубнова.

— Вот и я о том же, — выпучила глаза Римма. Глаза, составлявшие отдельную статью Римминой гордости, были крупными, выпукло-вытаращенными, гипертрофированно-увеличенными, словно при Базедовой болезни. Белки глаз были настолько огромными, что светло-серые радужки умещались на открытом пространстве абсолютно спокойно, не цепляясь за край ни в каком месте. Внушив себе один раз, что ничего в мире не может быть лучше этих телячьих, слегка навыкате влажных глаз, Римма, очарованная собственной внешностью, прониклась к своей персоне таким уважением и поклонением, что еще немного, и ее самомнение рисковало бы зацепиться за Эверест.

Если к этим глазам прибавить короткие крашеные волосы цвета переспелой вишни, узкий скошенный подбородок, рот сердечком и отлично сложенную фигуру фотомодели, то портрет Козловой будет почти полным.