Страна призраков - Ли Патрик

– Можете пробить номера машин, которые туда въезжают?

Бетани покачала головой:

– Попробую, но ничего не получится. Все будут зарегистрированы на какое-нибудь бюро проката, которое не обязано хранить имена клиентов, или что-то в этом роде. Где-то в этой стене из костяшек домино есть брешь. Уверена, что есть. Можно было бы нанять машину и проследить за кем-нибудь до дома, но держу пари, эти водители обучены избавляться от «хвоста».

Трэвис знал, как это делается. Достаточно широкого открытого пространства, вроде пустой парковки при стадионе или площади, проезжая через которую водитель обнаруживает преследователей. В кино герою достаточно взгляда, брошенного мельком в зеркало заднего вида, чтобы засечь «хвост», идущий через пять машин в плотном потоке движения в «час пик», хотя, согласно закону средних чисел, несколько машин на каком-то отрезке всегда следуют одним и тем же маршрутом совершенно случайно. В реальной жизни профессиональные водители умеют избавляться от «хвоста».

Бетани потерла виски. Вид у нее был усталый.

– Там, где я раньше работала, для такого рода подставы был особый термин. Слышали про ублиет?

– Не припоминаю.

– Что-то вроде тюремной камеры в Средние века. Темница. Ни решеток, ни стен, ни двери, ни замка. В простейшем варианте – платформа, выступавшая из стены замка на высоте в сто футов от земли. Узника опускали на нее сверху – и всё. Ваши стены – открытый воздух. – Она кивнула в стороны многоэтажки. – Это место – своего рода ублиет для информации. Его секрет охраняют не файрволы и не алгоритмы кодирования. Нет, это все наверняка тоже есть, но по-настоящему его защищает открытое пространство. Все входящие бумажные «хвосты» где-то обрываются. Чтобы что-то сделать, нужно иметь правильные связи и кучу денег. Столько, чтобы гнуть правила под себя.

Трэвис проводил глазами еще один исчезнувший в проезде внедорожник. Человек за рулем вполне мог быть и защитником из Национальной футбольной лиги – судя по телосложению, и морпехом – судя по характерной стрижке. Возможно, в свое время он побывал и тем и другим.

– И с ФБР ничего не получится, – продолжала Бетани, – если мы не будем знать, с кем имеем дело.

Трэвис кивнул:

– А хабы[2]«Тангенса»? У них ведь было их десятка два, разбросанных по всему свету. Секретные центры, укомплектованные вооруженными, обученными ребятами, всегда готовыми вытрясти из кого угодно все, что надо… От них помощь нельзя получить?

Еще не дослушав, Бетани уже качала головой.

– Никаких хабов больше нет. Их создавали исключительно против Аарона Пилгрима. Как только угроза была ликвидирована, нужда в них отпала. К тому же не надо забывать, что штатные сотрудники хабов не были, строго говоря, членами «Тангенса». Они были элитными военными подразделениями из разных стран и мало что знали о самом «Тангенсе» и его операциях. За последние два года их фактически распустили, причем каждый, кто уходил, подписывал документ о неразглашении.

Рассказывая, Бетани как будто рассматривала собственные руки и выглядела, как показалось Трэвису, совершенно потерянной.

– Я не знаю, что делать. Помощи ждать неоткуда, а самим нам туда не попасть. Вы ведь и без меня понимаете, да?

Трэвис неотрывно наблюдал за зданием. Если бы в камере Пэйдж было окно, и если бы она подошла к нему сейчас, то могла бы увидеть их, хотя, скорее всего, и не узнала бы на таком расстоянии.

Он отвернулся и перехватил взгляд Бетани.

– Да. Знаю.

– У каждого охранника автоматическое оружие и большая красная кнопка под рукой, чтобы в крайнем случае перекрыть все входы и выходы.

– А мы – мальчишки с рогатками.

Трэвис посмотрел на рюкзак, лежащий между нами на столе, и высовывающийся из него длинный цилиндрический предмет.

– Пока мы еще сами не знаем, что у нас есть.

Бетани согласно кивнула:

– Давайте выясним это.

Пэйдж проснулась там же, где и уснула: в офисе на восьмом или девятом этаже, с деревянным полом и тонированными окнами, из которых открывался вид на город. Никакой мебели. Окна высокие, от пола до потолка. Она лежала в центре открытого пространства, связанная по рукам и ногам кабельными стяжками.

Уже наступило утро, но ночью Пэйдж долго не могла уснуть – прислушивалась к шагам в коридоре, к разговорам за дверью, напряженным и приглушенным, так что она различала не все слова. Одно повторилось несколько раз – может быть, рабочее название какого-то проекта или операции. Самым полным, самым близким к контексту оказался короткий, из двух реплик, диалог, на несколько децибел превысивший обычный уровень.

– Похоже, они изрядно разволновались. Как думаешь, его не собираются закрывать?

– Умбру? Ни в коем разе.

Умбра. Пэйдж уснула, мысленно проигрывая как это слово, так и весь диалог, и теперь, проснувшись, снова повторяла его, пыталась связать услышанное с тем немногим, что знала до поездки в Вашингтон.

Она опустила голову на пол, глядя на город, раскинувшийся за окном в мягком желтом свете.

Они, конечно, убьют ее. В этом не было никаких сомнений. Вопрос лишь в том – когда. Наверняка сегодня. Как только удостоверятся, что никакой ценности она не представляет. К этому времени они, вероятно, уже поговорили с президентом и пришли к выводу, что она рассказала ему все, что знает. В конце концов, она же сама попросила о встрече с ним, а значит, выложила все.

Пэйдж старалась не думать об этом. Какой смысл? Она думала о Бетани. Удалось ли ей выбраться из Пограничного города со вторым цилиндром?

Вообще-то она рассказала президенту не все, а самое главное, не упомянула про второй цилиндр. Об этом просто речь не зашла. Второй цилиндр она оставила в Пограничном городе, руководствуясь самыми общими принципами осторожности и прагматизма. Принципами, которые в обобщенном виде сводятся к простой фразе: в жизни всякое случается. Увы, слишком часто случается что-то дерьмовое.

Если Бетани выбралась, то она, скорее всего, уже связалась с Трэвисом. Может быть, сейчас они где-нибудь в Атланте и пытаются разобраться, что представляет собой цилиндр. Понять его основную функцию нетрудно. Но вот остальное… Сообразят ли они, что делать дальше, если она сама этого не знает?

И поймут ли, как мало времени у них осталось?

В отеле «Ритц-Карлтон», на Вермонт-авеню, Трэвис и Бетани сняли президентские апартаменты на десятом этаже – платила за все Рени Тернер, поступившая в этот раз вопреки обычному правилу снимать жилье подешевле. Номер площадью 1800 квадратных футов открывался окнами на юг и запад, так что наблюдению за многоэтажкой ничто не мешало. Видели они и угол девятого этажа над кольцевой транспортной развязкой. Дальше, за интересующим их зданием, как на ладони лежала вся Вермонт-авеню, вплоть до Белого дома с трепещущим под ветром флагом на крыше.