Стоять насмерть! - Андрей Дышев

Машина остановилась рядом как вкопанная.

– Что ты носишься как чумной? – крикнул Клим, высунувшись из окошка.

– Давай рули дальше! – махнул я рукой. – Не до тебя!

– А я видел твою кралю, – сказал он.

– Какую кралю, черт тебя возьми? – Я обернулся. Ирина вот-вот поднимется на шоссе.

– Ну эту, как ее? Анютку!

Я просунул руку в окошко и схватил Клима за плечо.

– Где?!

– Ишь ты, как всполошился! А ведь я предупреждал, что ее уведут.

– Да не трави душу, говори, где ты ее видел?

– Ну, не так чтобы лично Анюту видел, – поправил себя Клим, – А «Вольво», на которой ее хахаль катал. В Новом Свете на стоянке у бывшего мидовского санатория жарится. Только что мимо проезжал… Так-то, братишка.

Среди деревьев мелькнула салатная майка Ирины. Я хлопнул ладонью по горячему капоту.

– Все, проваливай! – И метнулся к скалам.

Клим, к счастью, не стал выяснять, с чем связано мое странное поведение, и тотчас переключился на Ирину. Он проехал вперед метров пятьдесят и, поравнявшись с ней, остановился. В это время я, согнувшись в три погибели, наблюдал за ним из-за придорожного камня и нещадно бил кулаком по песку:

– Вперед! Езжай! Не останавливайся… А-а-ах, ешкин кот!

Ирина прыгнула на переднее сиденье, «Москвич» лязгнул коробкой передач и быстро растаял за облаком выхлопа.

«Ну что за человек! – в сердцах бормотал я, поднимаясь из-за своего укрытия. – Ну откуда он взялся на мою голову!«

Я оглянулся в надежде, что меня подберет какая-нибудь попутка, но шоссе, как назло, было пустынным. Не тратя больше времени на бесполезные раздумья, я побежал следом за «Москвичом» и, поднявшись на перевал, увидел, как машина, стреляя выхлопами, медленно ползет вниз по серпантину. У меня был шанс догнать ее, пробежав со скоростью молодого жеребца наискосок, по бездорожью.

Проклиная в уме Клима, раскаленное солнце и весь этот сумасшедший день, который для меня начался в пять утра, я побежал по знойным, высушенным холмам, стараясь не упускать из виду «Москвич», но после нескольких падений стал смотреть уже только под ноги. Я промчался мимо гаражей пансионата, где, разбрызгивая слюну, надрывались в истерическом лае никогда не знавшие ласки сторожевые псы, затем по тенистым аллеям, где дрожала в воздухе прохладная водяная пыль от поливочных форсунок, и по мосту, перекинутому через бетонированный высохший канал, выскочил опять на шоссе.

Бежать дальше у меня уже не было сил, но, к счастью, необходимость в этом отпала. Когда я, высунув язык, вывалился на шоссе, «Москвич» стоял рядом с улочкой, ведущей к моей даче. Ирина вышла из машины, но Клим, похоже, настойчиво предлагал ей свидание, и она вынуждена была что-то отвечать ему, склонившись над окошком, поворачиваться, отходить на шаг-другой, затем снова возвращаться к машине и склоняться над окошком.

Мне хорошо известно, как бывает непросто отвязаться от Клима, но сейчас эта его особенность играла мне на руку. Пока Ирина с натянутой улыбкой прощалась с ним, я переводил дух, сидя в тени пыльного кипариса.

Наконец «Москвич», отравляя атмосферу, покатил дальше, а Ирина, оглянувшись, свернула в проулок. Когда она скрылась за домами, я покинул свое убежище и, уже не торопясь, пошел следом.

Из-за ствола тополя я увидел, как она приблизилась к калитке дачи, в очередной раз посмотрела по сторонам, привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до защелки, открыла дверь и юркнула во двор. Я поторопился, чтобы не упустить самое интересное.

Дверь не скрипнула – каждый год я смазываю солидолом петли. Во дворике Ирины не было, в палисаднике тоже. Остается крыша. Я встал перед лестницей, не зная, как подняться по ней бесшумно. Никаких звуков не доносилось сверху. Я осторожно поставил ногу на нижнюю ступеньку. Деревянная доска прогнулась, но не скрипнула. Поставил вторую, поднял голову, чтобы убедиться, что Ирина не наблюдает сверху за моими стараниями, и тут же услышал тихий шипящий звук, будто вспыхнула спичка, и над крышей поплыл серый дымок.

По-моему, самое интересное уже началось, а может быть, уже прошло. Рискуя обломать своей тяжестью прогнившие ступени, я взлетел наверх, сильно стукнувшись головой о ветку ореха.

Ирина сидела на раскладушке с перекошенным от испуга лицом. Думаю, что она не закричала только потому, что вовремя закрыла ладонью рот. На полу, у ее ног, тлел кусочек бумаги. Я придавил его подошвой.

– Это вы? – с трудом произнесла Ирина, пытаясь вытянуть губы в улыбке. – А я думала…

Она пыталась незаметно отодвинуть раскрытую косметичку за спину. Я схватил ее за руку. Ирина не сопротивлялась. Из ее другой руки я выхватил коробок со спичками.

– Ну хватит! – сказал я. – Ты что, решила поджечь мою дачу?

Она ужасно фальшиво рассмеялась, потом провела ладонью по лбу и опустила глаза:

– Простите, Кирилл. Сама не знаю, что на меня нашло. Умоляю вас, уведите меня отсюда, мне надо что-нибудь выпить.

Я понял, что если она не расскажет мне всего сейчас, то уже через несколько минут, когда я поведу ее что-нибудь выпить, она возьмет себя в руки и я снова ничего от нее не добьюсь.

Ирина взяла себя в руки намного быстрее, чем я ожидал. Она вскинула на меня глаза и уже другим тоном спросила:

– Что ты следишь за мной, как ищейка?

– Ирина, я повторяю свой вопрос: где Анна?

– Я не знаю, где твоя Анна.

– Что ты делала здесь?

– Искала свою помаду в этой косметичке. Позавчера одолжила, сегодня забираю. Что, нельзя? Можешь так сильно не волноваться, я ничего не украла с твоей дачи.

Я убрал ногу и поднял с пола полуобгоревший бумажный уголок. Похоже, это была визитная карточка. Я с трудом разобрал остатки слова, может быть, фамилии: «РОВ», а ниже, более мелким шрифтом: «тор».

– Что это?

– Не знаю, – коротко ответила Ирина и отвернулась, делая вид, что рассматривает Портовую башню.

– Не принимай меня за идиота, – сказал я, чувствуя себя, однако, полным идиотом. – Ты пришла сюда для того, чтобы сжечь эту визитку. Кто такой этот «РОВ»? Какое отношение он имеет к Анне?

– А ты в милиции не работал? – томным голосом спросила Ирина. – Из тебя бы получился хороший мент. – Она поднялась с раскладушки. – Ладненько, я пошла… Ой, черешни сколько! Угостил бы, что ли!

Ну что с ней делать? – думал я, глядя, как Ирина, ухватившись одной рукой за арматурный каркас, свешивается с крыши и тянется к тяжелым ветвям, усыпанным крупной желтой черешней. Не получился бы из меня мент. Ни хороший, ни плохой.

Я плелся по жаре домой, машинально хлопая себя по карманам в поисках ключей, и только когда вывернул их наружу, то вспомнил, что сдуру отдал ключи женщине в желтом сарафане, чтобы из моей квартиры она позвонила по телефону.