На прощанье я скажу - Джонатан Троппер

— Как дела в синагоге?

— У небесного бизнеса всегда недурные перспективы.

— Будь оно не так, возникли бы весьма любопытные вопросы теологического свойства.

— Неужели?

Когда-нибудь он умрет, а Сильвер сможет все так же вести с ним подобные разговоры, слово в слово, по памяти.

Его отец, Рубен Сильвер, — раввин синагоги Бней Израэль. Мальчишками они с младшим братом Чаком вместе с отцом сидели на сцене во время субботних служб, лицом к молящимся. Сильвер представлял, будто его отец — их король, а они с Чаком — принцы. Рубен пел вместе с кантором — у него был резкий, но мелодичный голос — и он обнимал своих мальчиков, показывая на какие-то слова в сиддуре, которые они должны были читать для него вслух на иврите. В какой-то момент (когда — уже не вспомнить) Сильвер стремительно повзрослел, обрел собственное мнение по разным поводам и перестал сидеть с ними. Они об этом никогда не говорили. Это просто была одна из тех вещей, которые ты незаметно перерастаешь и только потом осознаешь.

Отец насвистывает «Penny Lane».

— Свистишь, — автоматически произносит Элейн. Он замолкает.

Они женаты уже сорок семь лет.

Рубен знает много других песен, но если он насвистывает — это всегда «Penny Lane». Насколько помнится Сильверу, это началось, как только вышел альбом The Magical Mystery Tour. Стоило Рубену услышать эту песню, как первые такты навеки врезались ему в подкорку.

Они заезжают раз в две недели, по воскресеньям. Потому что он их сын и они любят его, и потому что считают, что ему одиноко. Эти визиты убивают его. Потому что он тоже их любит и потому что понимает, как огорчает их его тихая печальная жизнь — быть может, даже сильнее, чем его самого, а значит, скорее всего, эти визиты убивают и их тоже. Так что раз в две недели они проводят вместе час-другой, после чего всем становится тяжело и пусто, но они неизменно приезжают, и если не это лучшее определение семьи, тогда он не знает, существует ли оно вообще.

— Так что же, — немного смущенно начинает отец, покуда Элейн совершает третью или четвертую ходку к мусоросжигателю. Сильвер обычно кидает в морозилку остатки еды из китайского ресторанчика и благополучно забывает о них, пока те не заморозятся до стадии, неподвластной жару микроволновки. — Есть ли на горизонте женщина, о которой стоило бы написать старикам?

— Разве вы получали от меня письма? — спрашивает Сильвер.

Отец пожимает плечами, пропуская мимо его сарказм.

— Тебе бы хорошо сходить в синагогу.

— Папа.

Рубен поднимает руки, как бы защищаясь.

— Я ничего не навязываю. Просто говорю: полным-полно одиноких женщин.

— Ты что, устраиваешь из синагоги сводническую контору?

— Лучшей и не придумаешь. Ты что, всерьез полагаешь, что эти люди приходят помолиться? Я молюсь. Кантор молится. А они тусуются. Добро пожаловать в организованную религию.

— А как насчет Бога?

— Бог не меньше меня хочет, чтобы ты не был один.

— Я стараюсь, пап.

Рубен кивает.

— Даже представить страшно, что будет, если ты перестанешь.

В ответ у Сильвера почти срывается с языка нечто ненужно колкое и резкое, так что он с облегчением встречает мать, чье возвращение обрывает этот разговор. Она внимательно смотрит на них — на Сильвера, развалившегося на диване, на его отца, сидящего на краешке стола — и сразу видит, что помешала чему-то.

— Вы о чем тут толкуете, мальчики?

— О женщинах, — отвечает Рубен.

Элейн понимающе кивает.

— Есть кто-то, о ком стоит написать старикам?

После него родители заскочат к Чаку на барбекю. Там, среди ароматов домашнего маринада, среди орущих мальчишек и писающих малышей и собак, жизнь возьмет свое, и они снова обретут гармонию.

После них Сильвер отправится в «Ленивую Сьюзан» и напьется до потери пульса, а потом вырубится перед умиротворяюще мерцающим телевизором. Хорошо, если он успеет скинуть ботинки. Нет ничего тоскливее, чем проснуться наутро в ботинках.

Локвуды были соседями Кейси и Дениз лет десять. Дениз и Валери два раза в неделю играли в теннис, и вот однажды нарисовался Ричард. Они со Стивом Локвудом иногда посиживали вечерами на заднем дворе, попивая скотч. Кейси, записавшаяся в команду по плаванию, имела карт-бланш нарезать дорожки в бассейне Локвудов, когда ей заблагорассудится, и именно этим она и занималась в означенный вечер. Она нервничала из-за Принстона, а вечерние заплывы всегда действовали на нее успокаивающе.

Сделав примерно пятнадцать концов туда-обратно, она вдруг почувствовала, что уже не одна. Подняв голову, она узрела Джереми Локвуда, который сидел в шезлонге и, глядя на нее, отхлебывал из серебряной фляжки.

— Эй, — сказал он, маша фляжкой, когда она остановилась, — продолжай, не обращай на меня внимания.

Он был на два года старше и только что вернулся из Эмери поработать летом в фирме отца.

— Я слышала, что ты вернулся, — ответила она, вылезая из бассейна. При ком-то другом она бы смущалась своего бикини, но Джереми она знала так давно, что во втором классе они уже демонстрировали друг другу свои интимные места в подвале его дома. Так что обычные правила тут не работали.

Кейси подхватила полотенце и уселась у его ног. Он наклонился поцеловать ее в щеку — эту манеру приветствия он приобрел в колледже, и она все еще с ней не свыклась.

— Ничего себе! — сказал он одобрительно.

— Что?

— Ты стала секси.

— Заткнись.

— Слыхал, ты поступила в Принстон.

— Слыхала, ты поменял специальность.

— Слыхал, ты — первая ученица.

— Слыхала, ты расстался с Хейли.

— Хедли.

— Ну, теперь это вроде как неважно, нет?

Джереми улыбнулся и снова отпил из фляжки.

— С нашими мамочками и «Фейсбук» не нужен.

— Знаю.

Он протянул ей фляжку, и она отпила немного. Он позаимствовал какой-то отцовский скотч. Отменная вещь, говаривал Стив, но для Кейси это была просто кислота, обжегшая ей горло, но согревшая живот. Она вернула фляжку, и Джереми сделал еще здоровенный глоток.

— Вообще-то это она со мной рассталась.

Она посмотрела на него, пытаясь определить, начал ли он разговор или просто констатировал факт. За все годы дружбы между семьями они с Джереми ни разу не поговорили серьезно. Они походили скорее на кузенов, чем на друзей.

— Мне жаль, — сказала она.

Он пожал плечами.