Святая мгла (Последние дни ГУЛАГа) - Леван Бердзенишвили

Некоторое время спустя начальник зоны с большим удовольствием дал мне прочитать докладную записку майора Сурайкина. Это был такой перл, которому позавидовали бы даже Зощенко и Хармс. Я помню не все, однако эпизод со мной и Жорой звучал приблизительно так: «При исполнении возложенных на меня обязанностей, в частности когда я вел в шизо осужденного за антисоветскую агитацию и пропаганду Хомизури Георгия Павловича, грузина, родившегося в г. Баку в 1942 году, ко мне подошел осужденный за антисоветскую агитацию и пропаганду Бердзенишвили Леван Валерьянович, грузин, родившийся в г. Батуми в 1953 году, и грубо, в частности, следующими словами: «Сурайкин, е… твою мать…» обратился ко мне. Я посчитал, что он сделал это с целью моего оскорбления – грузины матерятся только с этой целью, – за что мы посадили осужденного Бердзенившили Левана Валерьяновича, родившегося в 1953 году в г. Батуми, грузина, на 15 дней в шизо, право на что мне давал закон».

Благодаря Жоре эту докладную записку Сурайкина наизусть выучил весь лагерь. После освобождения Жора несколько раз приезжал в Тбилиси, привез к нам членов своей семьи – супругу Нину, дочь Машу и сына Павлика. Наши семьи очень быстро заразились от нас нашей дружбой. Хомизури собирались переехать в Тбилиси. Особенно активничал сын Жоры Павлик, ему нравился Тбилиси, и он называл себя грузином, однако этому плану не суждено было осуществиться: жизнь нанесла Жоре еще один жестокий удар – Павлик скончался в возрасте 13 лет, а дочь Мария ушла в монахини.

Глубоко убежденный атеист (говоря словами любимого им Руставели – «умный», то есть не понимающий возвышенной любви небесного уклада), материалист душой и плотью, человек чисел и формул, доктор геолого-минералогических наук Георгий Павлович Хомизури, уже вступивший в преклонный возраст (два хомизури плюс два года), для упрочения добытого им в борьбе грузинского происхождения крестился православным в Тбилиси, в маленькой Троицкой церкви. Участвовавшие в ритуале лица – крестный отец (автор этих строк) и крестивший священник – были почти на полхомизури года младше него. И произошло это, конечно же, двадцать шестого августа, то есть в хомизур-августе, в восьмом, то есть в двадцать шестом месяце, 2 + 6 = 8.

Великий русский реформатор Столыпин не обделил своей заботой и вниманием карательную систему России, которая, на мой взгляд, и по сей день является жизненно важной и, возможно, главной системой этого государства. Он ввел собственные правила этапирования заключенных в тюрьмы, и люди, находившиеся «по ту сторону баррикад», тут же придумали термин «столыпинский этап». Были созданы сборные пункты в этапных тюрьмах, где месяцами собирали заключенных, следовавших в одном направлении, и, когда их число становилось достаточным для заполнения (в советское время – для переполнения) должного количества вагонов, этап двигался. Так прошли мы с моим братом ростовскую, рязанскую и потьминскую тюрьмы и после полуторамесячного путешествия добрались до Мордовии, до поселка Барашево.

Когда я вошел в зону, первое, о чем мне подумалось, было, что это не зона, а следующая, промежуточная, составная часть столыпинского этапа. Это случилось потому, что во дворе я увидел несколько деревьев и, главное, небольшой сад, в котором цвели розы. Розы в моем представлении никак не увязывались с политическим лагерем или вообще с лагерем, если это был не пионерский лагерь. Возле роз стояли несколько заключенных – встречающая комиссия. Особое внимание привлек светловолосый молодой человек вроде бы славянской внешности, однако опытный глаз не обманешь. Было очевидно, что он грузин.

Джони, Захарий Константинович Лашкарашвили, родившийся 12 августа 1954 года в селе Доеси Каспского района, член коммунистической партии Советского Союза, был тбилисским таксистом со средним техническим образованием. Это крайне редкое явление не только в масштабе Грузии и Советского Союза, но и в мировом масштабе: кроме французского Сопротивления, какой-либо информацией о таксистах-диссидентах и активистах национально-освободительного движения мы не располагаем. Большая часть советских таксистов (если не все), напротив, были замечены в сотрудничестве с органами. Захарий Лашкарашвили в глубоком подполье создал национально-освободительное движение Грузии «Сего» и взялся за сложное и опасное дело привлечения садившихся в такси клиентов в свою организацию с помощью патриотических бесед.

В 1983 году Шеварднадзе очень было нужно доказать России нашу лояльность и покорность, и под предлогом 200-летия Георгиевского трактата он развернул по всей стране широкую прорусскую угодническую кампанию. Были сняты подобающие фильмы, поставлены спектакли, написаны стихи, поэмы, рассказы и романы, нарисованы картины карандашом, маслом, пастелью – короче говоря, из ста возможных сигналов колониальной покорности в Москву послали сто двадцать. Советская страна в ту пору вступала в глубокий экономический кризис: к талонам на мясо и масло прибавились совершенно экзотические талоны на фасоль. В соответствии с идеей Захария Лашкарашвили члены организации «Сего» в знак протеста против ознаменования годовщины трактата обклеили памятник Грузия-Мать именно талонами на фасоль.

13 июля 1983 года «Сего» разоблачили, ее членов арестовали и строго наказали: руководителя Захария Лашкарашвили приговорили к пяти годам колонии строгого режима и двум годам ссылки, а его сподвижников Гвиниашвили и Обгаидзе – к четырем годам.

Джони, как оказалось, был одним из лучших таксистов в истории Тбилиси. Я его в деле не видел, однако могу с полной ответственностью сказать, что за свою долгую пассажирскую практику (машину я приобрел поздно и в течение двадцати лет никаким другим видом транспорта не пользовался) я не встречал столь осведомленного в географии и топонимике Тбилиси водителя. Джони, например, знал не только то, что существовал автомобильный проезд с моей «родной» (я потому беру это слово в кавычки, чтобы мне, батумцу, не приписали претензию на звание коренного тбилисца) Ведзинской улицы на улицу Котэ Месхи, но и то, что эти две улицы связывал еще и узкий пешеходный проход, вернее, два узких прохода, один чуть пониже и другой метров на двадцать ниже, от моего дома. Мой адрес Джони, как истинный таксист, описал в далекой Мордовии следующим образом: «Улица Ведзинская, 17 – дом в районе Мтацминда, в окрестностях Арсена, на пересечении Ведзинской улицы и Четвертого Ведзинского прохода; как раз у этого дома кончается асфальт, затем и Ведзинская улица, и Четвертый Ведзинский проход продолжаются плохо выложенной булыжной мостовой».

Я тогда впервые узнал, что асфальт кончался у моего дома, раньше я к этому как-то не присматривался.

Джони был рожден географом. Тбилиси был не единственным предметом его географических дум и забот: он наизусть знал как физическую, так и экономическую географию любой страны. На уровне практикующего таксиста он знал крупные города мира, мог читать многочасовые лекции об односторонних улицах, автомобильных маршрутах и транспортных ограничениях Парижа, Лондона или Нью-Йорка.

Такие известные авторитеты, какими были всезнающий математик Вадим Янков, а также универсальный Георгий Хомизури, часто обращались к Джони с вопросами о религиозном выборе населения Заира или о численности зулусов в Южноафриканской Республике. Как-то раз Джони членам представительства Петербурга, которых ни за что на свете нельзя было заставить произнести слово «Ленинград», популярно объяснил, как попасть с того или иного места на Васильевский остров и сколько стоил бы этот проезд в разное время суток. Именно тогда признанный лидер питерцев Михаил Поляков сказал: «С таким таксистом я бы не то что на Васильевский остров, даже в Финляндию махнул!»