Охота на героя - Владимир Аренев

В шатре повисла тишина, но не напряженная, а расслабленная, успокоенная.

И только Эльтдон с удивлением смотрел, как седой кентавр держит в руках Книгу — да так спокойно и привычно, будто делает это каждый день. Да он-то небось и делает это каждый день!

Эльф привстал, презрев боль в ранах, и потянулся к Книге:

— Это удивительно! Позволь.

Но тут боль скрутила его и повалила на траву, он только и успел, что удивиться: «Не может…»

6

Хилгод выглядел потрясенным. Одмассэн печально подумал: «А что же ты хотел, паренек? Чудес на свете не бывает. Почти».

Потому что уже одно то, что незнакомец очнулся, было чудом. Самым что ни на есть растреклятым чудом из чудес. Но даже чудеса не бывают абсолютными.

А незнакомец очнулся. Он лежал на кровати и глядел на Одинокого из темноты ввалившихся глазниц, но горянин с уверенностью мог поклясться — парень ни тролля не помнит. Вообще ничего. Пустой бумажный лист, изрядно потрепанный стихиями и из-за этого утерявший всю значимость написанного на нем. Остались только размытые чернильные строки, которых ни прочесть, ни стереть.

«И что же мне теперь с тобой делать? — устало подумал Одмассэн. — Еще один обреченный в этой холодной камере смертников. Создатель, хотя бы Мнмэрд поскорее вернулся! Может быть, он расскажет что-нибудь обнадеживающее. Может, он…»

Кирра бросила на вэйлорна злобный взгляд и присела рядом с незнакомцем, подавая миску с подогретым бульоном. Парень приподнялся, взял миску в руки замедленными, неуверенными движениями — будто в голову само собой приходило воспоминание о том, как это делается, а незнакомец все не мог поверить в то, что сие он умеет.

Ничего, привыкнет. Он бы еще говорить привык. Змея, ну и история, должно быть, с ним произошла!

Кирра искоса посмотрела на седого горянина, застывшего рядом с кроватью и задумчиво глядевшего на незнакомца. Хилгод хлюпнул носом, стараясь не показать, как он расстроен, и ушел.

Одмассэн напоследок еще раз взглянул на незнакомца, кивнул Кирре — сделавшей вид, будто не замечает — и удалился.

Вдовая облегченно вздохнула.

Хиинит должна была скоро вернуться, и Кирра не хотела, чтобы Одмассэн видел, что происходит в душе ее дочери.

Незнакомец доел бульон, отставил в сторону миску и снова лег. В его глазах плескалась тоска. Кирра горько усмехнулась: как же, «самое страшное позади, пусть только вспомнит, кто он да откуда». Да если он вспомнит, кто он и откуда, тоска выжжет его, взорвет, и вот тогда-то и наступит самое страшное!

Парень внимательно посмотрел на Кирру. Под его взглядом она чувствовала себя неуютно, его взор напоминал… Кого? Она не знала, но это было страшно.

Взметнулись черно-желтые шкуры у входа, и вошла Хиинит. Она сразу же посмотрела на паренька, в глазах вспыхнули огоньки тепла и тревоги. «Так и есть, — подумала Кирра. — Бедная девочка!»

Незнакомец снова сел в кровати, с просыпающимся удивлением рассматривая девушку:

— Это ты была по ту сторону льда?

Кирра буквально подскочила от его скрипучего, с надрывом, голоса. Хиинит же только медленно кивнула и подошла к парню:

— Я.

— Спасибо, — тихо сказал незнакомец. — Спасибо.

Потом посмотрел на свои руки — изуродованные, исцарапанные, в длинных глубоких шрамах:

— Кто я?

Кирра тихонько встала и ушла к Хельф, знакомой лекарке. Вдовая знала, что от нее самой ничего не зависит. Дай Создатель, чтобы что-нибудь зависело от дочери. Дай Создатель…

Хиинит присела на краешек кровати, легонько прикоснулась к израненной ладони незнакомца:

— Я не знаю, кто ты. Тебя нашли недалеко от селения, совершенно случайно, и если бы не Хилгод…

— Хилгод? — Что-то защекотало на самом краешке опустевшего сознания. — Кто такой Хилгод?

— Хилгод — это мой младший брат.

— Не то. — Он покачал головой. — Прости, что прервал. Продолжай.

— Когда брат нашел тебя, ты почти вмерз в лед. Вы чуть было не погибли, но твой камень вдруг разгорелся, и свет привлек Одмассэна. Вас нашли и принесли в селение, и мать лечила тебя. Никто уже не надеялся, что ты выживешь, и…

— Знаю, — кивнул он. — Тогда ты растопила лед.

Хиинит почувствовала, что краснеет. Она до сих пор не могла поверить, что сделала это, что она отважилась свершить то, что свершила. Создатель, это она-то, воспитанная в строгости, согласно извечным традициям селения! Хоть бы мать не догадалась!

— Не нужно стыдиться собственных поступков, если они несут добро и жизнь. — Незнакомец снова покачал головой. — Не нужно.

Она судорожно вздохнула, встала с кровати:

— Я должна идти.

— Да, конечно. Спасибо.

Оставшись один, незнакомец в очередной раз посмотрел на свои руки. «Кто я? Где я? Я же почти вспомнил там, во льду!»

Альв откинул одеяла и попытался встать. Ноги несколько мгновений ошеломленно пытались привыкнуть к новой ситуации, потом не выдержали и подогнулись. Он рухнул, раздирая лицо о каменный пол.

Воспоминание нахлынуло, как набегает снежная лавина: быстро, страшно, неожиданно.

Больше не было полутемной пещеры, камина, кровати со скомканными одеялами и пустой миской. Было небо над головой — голубое, подернутое алой пеленой небо; был камень — острые грани, разрывающие кожу, проникающие в самое нутро, процарапавшие в душе дымящиеся письмена боли; был он — грязный, заросший, усталый; голод бешено ворочался внутри, прожигая громадную опаленную дыру, из которой вываливались его воспоминания, как внутренности из вскрытого живота. Вываливались и оставались там, позади, отмечая преодоленный путь.

Он полз из последних сил, останавливаясь, чтобы проглотить растопленный в ладонях снег. Он знал, что шансов добраться туда очень мало, но это знание не мешало ему. Просто не существовало другого выхода, не осталось пути назад: слишком многие пострадали ради того, чтобы он дошел. Ну хотя бы дополз.

Камень висел на веревке, прижимаясь к остывающей коже. Иногда начинало казаться, что внутри амулета вспыхивают искорки разума, но путник списывал это на свое состояние.

И полз… пока не уткнулся руками в теплую ворсистую груду одеял.

Тогда он поднялся с пола, забрался в постель и некоторое время лежал там, тяжело дыша, как после дурного сна. Потом протянул руку, ощупывая то, что висело на груди, — тяжелый обломок кровавого цвета. Камень.

Он снял амулет через голову, чтобы получше рассмотреть. В этой вещице ощущалась сила, скрытая, убаюканная, спящая. В глубине полупрозрачного /как сосуд, наполненный кровью/ камня что-то шевелилось, дышало — только по-своему, по-каменному.