Счастье по наследству - Ирма Грушевицкая

Теперь уж я смеялся в открытую.

— Сильна малышка.

— О, да. На место она ставит с хладнокровием снайпера, — хохотнул друг. — Но если ты ещё раз назовёшь мою жену малышкой, я разобью тебе лицо.

С полным ощущением того, что он уже это сделал, я повернулся тогда к Шону и…

Пожалуй, впервые в жизни я осознал, что понравилось мне в этом зелёном первокурснике, с которым мы познакомились на вечеринке посвящения в студенческое братство. Я учился на третьем курсе школы бизнеса Уолтера Хааса, а для Шона и трёх его друзей это был первый год обучения в Беркли. Именно на той вечеринке я узнал, что эти парни — мои земляки, и неосознанно стал их опекать. Но Шона всегда выделял. Стальная воля во взгляде этого тюфяка — вот что привлекло меня к этому парню, и именно это заставило сейчас смотреть на него с уважением.

— Прости. Я всё ещё не воспринимаю тебя как женатого человека.

— Тебе тоже пора задуматься об этом, дружище. Сегодня, когда Фло сказала, что беременна, я чуть штаны не обмочил от радости.

— Мне точно не пойдёт это выражение восторженного идиота, — я показал на лицо Шона.

Он хохотнул и положил руку мне на плечо.

— Клянусь, я обязательно доживу до того дня, когда увижу его у тебя.

Шон всё же затаскивает меня к себе домой.

Мы пьём десятилетний «Блэнтонс», любовь к которому хозяину дома привил его дед, прокурор округа, родом из Кентукки. Глянцевый тёмно-янтарный бурбон хорошо идёт под неспешную беседу, времени на которую в обычной жизни у меня почти нет.

Я позволяю себе расслабиться в мягком кресле, стоящем перед камином в обставленном массивной мебелью кабинете Шона, с кучей книг в стеллажах и всякого рода антикварным мусором на горизонтальных поверхностях.

Точно такая же атмосфера, помнится, была в кабинете его отца. Вплоть до картин Поллока на стенах. Старые деньги, старые привычки. Шон упомянул накануне, что его жена — декоратор, так что с уверенностью могу сказать, что этой комнаты её рука не касалась.

Хозяин кабинета сидит напротив и греет в руках свой бокал. У нас всегда находились темы для обсуждения, но сегодня в основном говорит Шон. Я потерял связь почти со всеми старыми студенческими приятелями, и он с удовольствием делится о них последними новостями. Кто где работает, кто женился, кто куда уехал… Ни единого вопроса, почему я так резко сорвался тогда в Нью-Йорк, и за это моя отдельная благодарность Шону.

Решение о переезде на Восточное побережье было спонтанным. Принятым, что называется, на горячую голову. Но по истечении семи лет я ни разу о нём не пожалел. И всё же, именно сейчас, сидя напротив и слушая своего старинного приятеля, я понимаю, что Шон Райт так и остался моим единственным близким другом.

Бутылка опустела наполовину, мы хохочем, полностью погруженные в воспоминания, и не сразу замечаем, что уже не одни в комнате.

Высокая темноволосая девушка стоит возле двери и стуком пытается привлечь наше внимание.

— Простите, не хотела вам мешать… — начинает она тихо, но Шон мгновенно вскакивает на ноги.

— Эмм, привет! Прости, я думал, ты уже уехала. Наверху было темно.

— Да я уложила Фло спать, и сама задремала, — улыбается девушка. — Такси скоро подъедет.

— Хорошо посидели?

— Да. Всё замечательно, спасибо.

— Это тебе спасибо, что составила ей компанию. Не хочешь бокальчик на дорожку?

Шон кивает на виски, а потом спохватывается и указывает на меня.

— Помнишь Марка? Я вчера вас знакомил.

Я хмурюсь, потому что не помню эту девушку, хотя в череде женских лиц это бы точно выделил. Без грамма косметики, довольно бледное, с аккуратным носиком и немного крупноватым ртом, который сейчас упрямо поджат. Глаза, цвет которых в полутьме разобрать не удаётся, быстро сканируют меня и, по-видимому, не найдя ничего интересного, сосредотачиваются на Шоне.

— Нет, прости, — говорит она быстро и меняет тон на деловой. — Хочу предупредить. Фло весь вечер жаловалась на жару, хотя в доме ощутимо прохладно. И мне категорически не нравится её вялость.

Шон бледнеет прямо на глазах. И трезвеет тоже.

— Господи, только не это!

Он хлопает по карманам в поисках телефона, и я понимаю, что вечер воспоминаний подошёл к концу.

— Я немедленно звоню доктору.

— Не разводи панику, — раздаётся от двери твёрдый голос.

Едва начав подниматься с кресла, я замираю и медленно опускаюсь обратно, с интересом рассматривая стройную, замершую у входа в комнату фигурку, от которой буквально веет уверенностью.

— Доктору позвони, конечно, для собственного успокоения, но беспокоить Фло пока не надо. Просто последи за ней. Возможно, придётся не спать всю ночь, но лучше перебдеть. Если хочешь, я могу остаться.

Шон на удивление быстро справляется с паникой. Он всё ещё сжимает в руках телефон, но выглядит при этом более собранным.

— Нет, Эмм. Я справлюсь. Спасибо ещё раз. Во сколько у тебя самолёт?

— В десять.

— Я пришлю машину к восьми.

— Не беспокойся. Пользоваться убером я умею.

С её стороны слышится сигнал входящего сообщения. Девушка хмыкает, достаёт телефон из заднего кармана джинсов и машет им перед Шоном.

— Видишь, вот доказательство.

— Ты, как всегда, буквальна.

— А ты, как всегда, рвёшься меня опекать.

Я будто в семейных разборках участвую, но у Шона вроде бы не было сестры. Может, какая-нибудь дальняя кузина его жены из Небраски? Хотя говорит вроде с местным акцентом.

— Мне тоже пора.

Я встаю с кресла, и эти двое вздрагивают. Ну, точно — пятое колесо в телеге.

Шон провожает меня до выхода, где мы снова сталкиваемся с «кузиной».

Девушка стоит на крыльце, всматриваясь в экран своего телефона.

— Водитель, похоже, не из местных.

Она неловко шутит, стараясь при этом не смотреть в мою сторону.

Я достаю телефон, чтобы вызвать машину. Шон замечает это и обращается к девушке:

— Может, возьмёшь с собой Марка?

— Не стоит, — говорю я. — Моя машина неподалёку.

Мне решительно не нравится идея сидеть в тесном салоне рядом с той, кому моя компания в тягость. Зачем это надо, если под боком всегда есть водитель?

Девушка со своей стороны даже не пытается быть вежливой. Она снова гипнотизирует взглядом свой телефон, мысленно призывая водителя ехать быстрее.

Мыслями Шон уже наверху, в спальне жены, поэтому паузу, которая между нами возникает, неловкой не назовёшь.