Кот, который ходил сквозь стены - Роберт Хайнлайн

– Ты на мне женился? – Гвен широко раскрыла глаза. – Ричард, это я вышла за тебя замуж, ради твоих денег.

– Что, правда? Значит, тебя обманули. Хочешь встретиться с адвокатом?

– Пожалуй, да. Есть тут такое понятие, как «изнасилование по статутному праву»?[8]

– Нет, «статутное изнасилование» – это соитие со статуей… вообще-то, никогда не понимал, почему это должно кого-то волновать? Не думаю, что здесь это противозаконно. – Я снова повернулся к терминалу. – Так тебе нужен адвокат? Или поищем Шульца?

– Э-э-э… Ричард, у нас с тобой очень странный медовый месяц. Давай вернемся в постель.

– Постель может подождать. Но никто не мешает тебе съесть еще вафлю, пока я пытаюсь найти Шульца.

Снова вызвав справочник, я прокрутил его до фамилии «Шульц». Нашлось девятнадцать упоминаний, но ни одного Энрико Шульца, что, впрочем, не было удивительно. Однако обнаружился один Хендрик Шульц, и я нажал на клавишу, чтобы раскрыть детали:

«Преподобный доктор Хендрик Хадсон Шульц, BS, MA, DD, DHL, KGB[9], бывший великий магистр Королевского астрологического общества. Научные гороскопы по умеренным ценам. Торжественные бракосочетания. Консультации по семейным вопросам. Эклектическая и холистическая терапия. Консультации по вложению капиталов. Прием ставок на выгодных условиях в любое время. Петтикоут-лейн, кольцо 95, возле „Мадам Помпадур“». Сверху красовалось его голографическое изображение. Доктор с улыбкой повторял: «Я – отец Шульц, готов всегда прийти на помощь. Для меня нет ни слишком больших, ни слишком мелких проблем. Полная гарантия».

Гарантия чего? Хендрик Шульц походил на Санта-Клауса без бороды и нисколько не походил на моего приятеля Энрико, так что я стер его с экрана, хоть и с неохотой, поскольку ощутил некоторое родство душ с преподобным доктором.

– Гвен, его нет в справочнике – по крайней мере, под именем, которое стоит в удостоверении «Золотого правила». Значит ли это, что его никогда там не было? Или его имя удалили прошлой ночью, еще до того, как труп остыл?

– Ждешь ответа? Или просто размышляешь вслух?

– Пожалуй, ни то ни другое. Следующий шаг – запросить центральный модуль.

Найдя в справочнике номер, я позвонил в службу иммиграции, располагавшуюся в центральном модуле.

– Говорит доктор Ричард Эймс. Я ищу жителя по имени Энрико Шульц. Не могли бы вы дать мне его адрес?

– Почему бы вам не поискать в справочнике? – Голос звучал точь-в-точь как у моей учительницы в третьем классе, что отнюдь не является похвалой.

– В справочнике его нет. Он турист, а не абонент. Мне просто нужен его адрес в «Золотом правиле». Отель, пансионат – что угодно.

– Ну-ну. Вы же прекрасно знаете, что мы не сообщаем личную информацию, даже о чьих-либо координатах. Если его нет в списке, значит он честно за это заплатил. Поступайте с другими так, как хотите, чтобы поступали с вами, доктор. – С этими словами она отключилась.

– И где теперь будем спрашивать? – поинтересовалась Гвен.

– Там же, у той же офисной крысы, только с наличными и при личной встрече. Терминалы – это удобно… но не для взяток размером менее сотни тысяч. Чтобы слегка подмазать, куда практичнее явиться лично и с деньгами. Идешь со мной?

– Думаешь, тебе удастся от меня отделаться? В день нашего бракосочетания? Только попробуй, негодяй ты этакий!

– Может, наденешь что-нибудь на себя?

– Ты стыдишься, как я выгляжу?

– Вовсе нет. Идем.

– Сдаюсь. Погоди секунду, только найду туфли. Ричард, может, по пути заглянем ко мне? Вчера, на балете, я смотрелась очень шикарно, но вряд ли мое платье подходит для визита в учреждение в это время дня. Я хотела бы переодеться.

– Ваше желание – закон. Но у меня возникла вот какая мысль: не хочешь перебраться ко мне?

– А ты этого хочешь?

– Гвен, мой опыт говорит, что супруги могут жить на две кровати, но почти никогда – на две квартиры.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Ага, заметила все-таки. Гвен, у меня есть одна отвратительная привычка, из-за которой со мной тяжело жить. Я пишу.

Моя любимая озадаченно взглянула на меня:

– Ты уже говорил. Но почему «отвратительная»?

– Гм… Гвен, дорогая, я не собираюсь извиняться за свое писательство… как и за свою недостающую ногу… по правде говоря, одно привело к другому. Когда я распрощался с профессией военного, мне нужно было что-то есть. Ничему другому я не учился, а дома вместо меня уже разносил газеты другой парень. Но писательство – законный способ не работать, не занимаясь при этом воровством, к тому же для него не нужны ни талант, ни знания.

Однако оно делает человека малообщительным, поскольку требует одиночества, как мастурбация. Стоит потревожить писателя, когда он пребывает в муках творчества, и он, скорее всего, повернется и прокусит тебе руку до кости… не отдавая себе в этом отчета. Об этом, к своему ужасу, зачастую узнают мужья и жены писателей.

И еще – слушай внимательно, Гвен! – писателя невозможно приручить, привить ему цивилизованные манеры. Или хотя бы вылечить. Если в доме живет больше одного человека, включая писателя, единственное известное науке решение – предоставить пациенту изолированное помещение, где он может находиться в периоды обострения, и подавать ему еду на палке. Потому что если побеспокоить его в такие моменты, он может разразиться рыданиями или прийти в ярость. Порой он вообще никого не слышит, пребывая в таком состоянии, а если потрясти его – укусит. – Я изобразил лучшую из своих улыбок. – Не волнуйся, любовь моя. Прямо сейчас я ничего не пишу и не собираюсь начинать, пока мы не выделим изолированное помещение для моей работы. Здесь слишком мало места, как и у тебя. Гм… пожалуй, еще до того, как мы отправимся в центр, я позвоню в Управление и узнаю, есть ли жилые модули побольше. Нам также понадобятся два терминала.

– Зачем два, дорогой? Я не особо пользуюсь терминалом.

– Но когда пользуешься, он тебе нужен. А если этот терминал работает в режиме текстового редактора, его нельзя использовать для другого – ни газет, ни почты, ни покупок, ни программ, ни личных звонков, вообще ничего. Поверь мне, дорогая, я страдаю этой болезнью уже много лет и знаю, как с ней справляться. Дайте мне комнатку с терминалом, где можно запереться, и я ничем не стану отличаться от обычного здорового мужа, который каждое утро уходит на работу и занимается там всем, что положено делать на работе. Не знаю, правда, чем: я никогда особо не интересовался этим.