Однокурсник президента - Анатолий Гончар

Джабраил лежал, открыв глаза и вглядываясь в окружающую темноту в попытках разглядеть за сплетениями листвы ночное небо. Иногда ему это удавалось, и в вышине ослепительно вспыхивала звездочка, но почти тут же игравший в ветвях ветерок всколыхивал ветви, и далекое чужое светило исчезало за непрозрачным занавесом лиственного покрова. Вокруг все спали. В наступившей тишине слышалось то приглушенное бормотание, то чей-то обеспокоенный вздох. Изредка доносился храп. Уставшие за день люди пользовались возможностью отдохнуть. Джафаров устал не меньше других, но он не спешил спать, долгое бодрствование давно вошло в привычку, четыре-пять часов в сутки сна, один раз поесть и многие версты с тяжелым грузом за спиной. Война приучила к нелегкой жизни. Отучила жаловаться. Приучила ко многому. Сделала суровым, жестким, даже жестоким. Война, война всему виной, а как же он без войны? Как бы он жил, если бы не она? Пахал, сеял? Стоял у станка? Война – дело мужчины! Единственное достойное его дело. И не важно, какая цель. Не важно, за что и с кем ты. Выжить и победить – вот главное. Победитель достоин всего! Побеждает сильный. Тот, кто побеждает, продолжает род. Слабые вымирают. Так было всегда. Так будет. Если ты слабый – стань сильным. Если не можешь быть сильным сам – встань рядом с сильными, под их руку, под их покровительство, стань победителем. Иначе грош тебе цена как мужчине. Победишь ты, и твои потомки вспомнят тебя, проиграешь, уйдешь в забвение – тебя будет некому вспоминать, некому помнить.

Джабраил выбрал правильный путь, он встал рядом с сильными, он станет победителем, его род будет продолжаться, и его имя будут чтить и помнить всегда.

С этими мыслями Джафаров и погрузился в сон, а проснулся, когда лагерь едва-едва начал пробуждаться. Он встал, размял ноги, с хрустом потянулся. С удовольствием вдыхая утренний воздух, оглядел наполняющийся шумами лагерь – отдохнувшие за ночь моджахеды просыпались, чтобы вскоре отправиться в неблизкий путь.

– Солта! – Магомед Хаджиев едва ли не первый выбрался из спальника и вот теперь, вернувшись из глубины кустов, подошел к сидевшему у толстого ствола бука Газиеву. – Скажи своим людям, чтобы поторопились, идти нам еще долго. Надо спешить.

– Да, сделаю, брат, сделаю так, как ты сказал! – заверил главарь банды. И тут же, оглядевшись по сторонам, окликнул первого оказавшегося на виду моджахеда: – Измаил, скажи всем: время бежит, часы на моей руке пятнадцать минут времени отмеряют. В готовности стоим, выдвигаемся. Путь неблизкий. Ступай!

– Бегу, командир! – Измаил откинул автомат за спину и растворился в листве кустарников.

– Куда пойдем, найдя ракету? – поинтересовался Солта, на этот вопрос Магомед ответил весьма уклончиво:

– Я поведу. – И больше не сказав ни слова, направился собирать в рюкзак вынутые на ночь вещи.

Хаджиев говорил правду, путь оказался неблизкий, да и шли они на этот раз нарочито медленно. Магомед заглядывал едва ли не под каждый кустик, иногда останавливался и, прежде чем идти дальше, подолгу всматривался, вслушивался, даже, казалось, принюхивался к окружающему пространству. Наблюдавший за ним Солта знал, что тот уже двое суток ничего не ест, только пьет воду, обостряя голодом и без того высокую чувствительность своих органов чувств. Сам Солта никогда так не делал, полагаясь больше на удачу и знание местности. Последние несколько сот метров, что оставалось пройти до места падения «Точки У», отряд едва плелся. Когда же оставалось совсем чуть-чуть, Хаджиев и вовсе остановил цепь моджахедов и в одиночестве ушел вперед. Вернулся он хмурый, сосредоточенный и, ничего не объясняя, потянул за собой остальных. Стрелки на его командирских часах показывали пять минут третьего, и в глаза бросилась цифра в небольшом окошечке – двадцать три. Двадцать третье июля 2008 года…

БР – боевое распоряжение на три группы первой роты …кого отряда специального назначения пришло одновременно. Вышестоящее командование, упреждая противника, решило провести засадно-поисковые действия в районах нанесения ракетных ударов. Таких мест оказалось всего ничего. Ракеты комплекса «Точка» применялись нечасто. В целях же сохранения режима секретности разведчикам были даны только координаты мест будущих засад, без объяснения конкретных причин…

– Задача поставлена предельно ясно: выйти по заданным координатам и организовать засаду. – Заместитель командира отряда по боевой подготовке майор Рощин, временно исполняющий обязанности командира отряда (комбат уехал на какое-то совещание в Ханкалу), собрал в палатке Центра боевого управления уходивших на боевое задание группников.

– Пятеро суток сидеть на попе ровно? – позволил себе реплику присутствующий здесь же командир первой роты майор Кузнецов. Рощин покосился в его сторону, но ничего не сказал.

– В случае обнаружения противника, – продолжил он свой инструктаж, – уничтожать его всеми доступными средствами. По возможности используя приданную артиллерию.

– Товарищ майор, – поднялся со своего места старший лейтенант Есин, – у меня тут вопрос образовался…

– Если по поводу совместной работы, – насторожившись, Рощин решил перехватить инициативу, задаваемых вопросов он не любил, – то сразу довожу: районы разведки групп не пересекаются. Узнаю, что сошлись в одну точку, – загноблю.

– Да я не о том, товарищ майор! – Есин, возможно, уже пожалел, что встал, и теперь переминался с ноги на ногу. – У нас тут вопрос возник…

– Задавай, – подбодрил старлея Рощин, не почувствовав никакого подвоха.

– Мы тут обсуждали…

– С Димариком, что ли? – уточнил замкомбата, и по тому, как замялся Есин, понял, что угадал.

– Не важно, – не стал до конца раскрываться командир третьей группы. – Собственно, у нас не вопрос, а типа того, просьба… Не могли бы отдать приказ уничтожать в лесу всех, кто будет с оружием в руках?!

– Не понял? – Майор Рощин выглядел удивленным, хотя на самом деле прекрасно понял подоплеку этой самой так называемой просьбы.

– Товарищ майор, как в лесу отличить охотника с «Сайгой» от боевика с «калашом»? Я что, должен сначала ему кричать «назовись», а потом стрелять? Я встречу «человека с ружьем» лоб в лоб, и что? Охотничий билет спрашивать буду?

– Знаешь что, Есин, не мути! – Рощин, прекрасно понимая все последствия отдания такого приказа, начал сердиться. Те, кто наверху их сочиняет, не дураки. Сказано – противника, значит, противника, а уж кто в лесу противник, а кто черемшу собирал, сами группники пусть решают, грохнут охотника, им и отвечать. Переиначивать вышестоящие приказы и брать на себя лишнюю ответственность Рощин не собирался, а потому еще больше посуровел и, слегка повысив голос, выдал: – В приказе написано уничтожать противника, вот и уничтожай! – И, заметив, что у старлея готова вырваться новая протестующая фраза, проговорил: – Садись, Есин, не мели чепухи!

Группники зароптали, но как-то вяло, неуверенно и быстро сникли. И сам Есин, повинуясь приказу, сел и до конца инструктажа не произнес больше ни слова. Злился на замкомбата, злился на себя, злился, чего скрывать, и на подначившего на этот вопрос Маркитанова. Это именно он неоднократно поднимал вопрос, на который у старшего лейтенанта не было ответа. Сейчас Есин мучительно раздумывал, как поступить: оставить все, как есть, не вдаваясь в юридические тонкости поступающих от вышестоящего командования приказов, или взять всю полноту ответственности на себя, тем самым, может быть, спасая жизнь своих бойцов и самого себя? В своих раздумьях он пропустил момент, когда была подана команда: «Товарищи офицеры!» – и очнулся, лишь когда остальные начали подниматься со своих мест.